Иржи Грошек - Большая реставрация обеда

Как только Густав заявил «о высоком», я ощутил, что «художник» проголодался. И если раньше не хотел идти на обед к Йиржи Геллеру, то, нагулявшись по саду, пришел к выводу, что теория относительности – хорошо, а десять бутербродов – лучше. Вдобавок позавчера меня снова обожрали «музы» – «Талия» и «Мельпомена». Так что рассчитывать на собственные съестные запасы мне не приходилось.

Почтенные «музы» жили достаточно далеко, по пенсионным меркам. В собственном коттедже возле ручья. Просыпались они поздно и стартовали после обеда с таким расчетом, чтобы добраться до нашего дома к ужину и покалякать со мной о древнегреческой драматургии. Невзирая на старческую подагру, они любили текилу с Аристофаном и по дороге обратно в родные пенаты ставили все окрестности на уши своими драматическими выкриками, рапсодиями и ателланами. Подзагулявшего путешественника или романтически настроенных любовников мог запросто хватить кондратий, когда из чащи в первом часу ночи на них выходила парочка «муз», размахивая костылями и ухая цитатами из Аристофана.

Конечно, у «муз» имелись и вполне человеческие имена, но полноватая «Талия» все время хохотала, а худая, как штопальная игла, «Мельпомена» могла выпить текилы больше меня. И в сумме они составляли прелюбопытную парочку, не страдающую отсутствием жизненной энергии и аппетита…

– Странные у вас знакомые, – отмечала Вендулка. – И очень прожорливые.

– Зато не представляющие никакой опасности, – намекал я, что всякая женщина до определенного возраста может расцениваться как баллистическая ракета с угрожающим радиусом поражения.

– Вы женофоб, – заявляла Вендулка. – А почему «баллистическая ракета»?

– Потому что любая женщина движется по принципу свободно брошенного тела, – пояснял я.

– Когда в разводе? – уточняла Вендулка.

– Ага, – подтверждал я.

Тогда Вендулка морщила лоб, соображая, шучу я или издеваюсь.

– Вы надо мной издеваетесь! – обижалась Вендулка.

– Шучу, – возражал я.

«Талия» и «Мельпомена» недоумевают – как Диоген помещался в бочке. Путем сложных математических рассуждений, на портновский манер, они высчитывают, что Диоген был ростом с собаку. «И поэтому все называли его киником!» – приходят к выводу «Талия» и «Мельпомена»… После чего шьют Диогену собачью попонку, дабы философ не мерз холодными афинскими вечерами.

Когда я вернулся в дом и незримо присоединился к гостям Йиржи Геллера, они продолжали общаться. Вендулка принимала посильное участие в этих разговорах и управляла словопрениями словно Харон, то есть с убийственными гримасами. Писатель же выступал в роли загребного…

– А кто-нибудь видел Йиржи Геллера в натуральную величину? – поинтересовался он.

Густав Шкрета, как школьник, поднял руку. Вендулка многозначительно хмыкнула.

– И что вы можете сообщить? – не унимался писатель.

Он принял позу роденовского мыслителя, уложенного на диван. В альтернативном положении писатель больше напоминал чудовище из готической архитектуры. Возможно, горгулью.

– Я скажу, – ответил Густав Шкрета, – что существуют приличия, которые не позволяют обсуждать хозяина в его доме.

– Тогда выйдем в сад, – предложил писатель, но потом решил не подниматься с дивана. – Или вынесите меня отсюда, – уточнил он.

Янка думала, что Густав Шкрета в кустах шиповника намного лучше, чем в постели. У Аниты имелись другие ландшафты для размышлений. А сам Густав Шкрета просматривал «семейный альбом» Йиржи Геллера и рассуждал вслух:

– Дядя, тетя, брат, племянница…

– Нужны мне были такие родственники! – ляпнула вдруг Вендулка.

Что нарушило движение мысли в направлении «Мужчина – Женщина». Янка на промежуточной станции вышла из этого поезда и стала думать, что Анита в постели, наверное, лучше Густава Шкреты.

– А что конкретно вас не устраивает? – спросил Густав Шкрета. – Я в качестве сводного брата из Тюрингии или Анита Фогель в форме сестры милосердия?

– Всё, – обобщила Вендулка. – Но особенно фотография графа Дракулы.

– Это я, – повинился писатель. – После двух порций «Кровавой Мэри».

– Неужели? – удивилась Вендулка.

– Ну, после трех, – сознался писатель.

– А вы не пробовали сниматься в кино? – спросила Вендулка, глядя на писательскую фотографию…

Все разговоры писатель сводит к Литературе. И это сводит Литературу с ума… «Здравствуйте, – говорит Литература, – и до свидания!» Ее помещают в частную психиатрическую клинику, где со вкусом подобрана библиотека.

– В нашей литературе есть две тенденции, – сообщил писатель. – Либо роман без сюжета, либо сюжет без романа! И скоро обе тенденции останутся без читателя!

– Что будете тогда делать? – спросила Вендулка.

– Ну, – принялся рассуждать писатель, – похороню литературу, справлю по ней поминки и дважды в неделю буду ходить на кладбище и читать стихи…

– Эти стихи о чем? – уточнила Вендулка.

– О любви читателя к современной литературе, – пояснил писатель и снова продекламировал:

– А вы не хотите похоронить свои стихи? – осведомилась Вендулка. – И может, литература еще поживет!

– Вам повезло, – заметил писатель, – что я хорошо воспринимаю критику. Но могу и встать! Это на Льва Толстого можно брехать все что вздумается. А я способен еще подняться с дивана и навалять!

– А я могу взять сковородку и адекватно ответить, – ввернула неугомонная Вендулка.

– Что вы делаете?! – забеспокоился Густав Шкрета.

– Обмениваемся мнениями! – пояснила Вендулка.

– Диалог стимулирует выделение желудочного сока, – свернул на свою любимую тему писатель. – Дикий Единорог выходит из леса…

– И тут девственница бьет ему по потенции! – закончила фразу Вендулка. – После чего дикому Единорогу становится не до литературы.

«Пора бы появиться Йиржи Геллеру», – подумал я, поскольку обмен мнениями грозил перейти в потасовку…

Автор припоминает цитату и употребляет ее не к месту: «Я приеду к тебе на обед, но вот мои условия: обед должен быть прост, дешев и изобиловать только беседами в сократовском духе. Но и тут – в меру…»

– Искренне тронут! – сказал Йиржи Геллер, осматривая гостей. – Вы приняли мое приглашение отобедать! Однако беседа, что тут поддерживается, мне кажется, не в сократовском духе.