Сюльви Кекконен - Современная финская повесть

Так как сосед все время оглядывался, он тоже оглянулся. Только теперь он заметил, что женщины сидели здесь за одними столиками, мужчины — за другими.

Он ничего не сказал о своем наблюдении и решил подождать. Принесли заказ.

— Ну, поехали, дядя, — сказал сосед, подмигивая.

— Поехали, поехали, чего же еще.

Он почувствовал, что виски разбавлено, но промолчал. Пускай.

Сосед наклонился к нему и зашептал:

— Глянь-ка, дядя, вон на тех — может, закинем удочки, а?

Он оглянулся.

За соседним столиком сидели две похожие на сестер молодые женщины в черных костюмах. Перед ними стояли стаканчики. Та, что побольше и потолще, подмигнула. Он в испуге повернулся к соседу.

— Что скажешь, дядя?

— Да я ведь думал, что...

— Не гунди, программа начинается...

Свет стал гаснуть. Когда окутанная в покрывала женщина появилась посреди зала и, изгибаясь, стала подниматься на возвышение, зал заполнился хлопками и топотом. Одновременно две тени, издающие винный запах, протиснулись за их столик. Он услышал голос метрдотеля:

— Вот здесь свободно, пожалуйста.

Программа началась.

Оркестр играл что-то монотонное, женщина в покрывалах повертела задом в такт контрабасу и сбросила с себя верхнее покрывало. Теперь ее одежды просвечивали. Вдруг она стала неистово срывать с себя покрывало за покрывалом, пока на ней не остались только прозрачная вуаль и чулки. Когда она принялась и за это, Хейкки Окса опустил голову. Это напомнило ему картины Брейгеля, изображающие ярмарку.

Свет в центре зала погас, потом снова зажегся, но женщины уже не было.

Теперь столик был полностью занят. За ним сидело четверо мужчин. Все заказали одно и то же. Он выразил желание всех угостить.

— Найти бы каких-нибудь милашек, а не найдем, так на бокс смотаемся, — сказал один из вновь пришедших своему товарищу.

— Или в киношку, — сказал другой.

— Там крутят классную картину про войну, про Сталинград, — сказал третий.

Те, что пришли попозже, — молодежь, сами войны не видели.

— Позвольте спросить, господа, кем вы работаете? — поинтересовался он.

— Мы строители, — ответил абориген этого столика.

— А мы просто чернорабочие, но я и в цирке служил, — сказал один из молодых.

Начались танцы.

— А вы, дядя, не пойдете покружиться?

Нет. Он не пойдет. Он посмотрит. Строитель и один из чернорабочих пристроились к женщинам за соседним столиком. Циркач привел за столик двух других. Заказали еще по порции. Он попросил двойную и стал разглядывать молодежь. Ресторан и его содержатели вызывали в нем острое раздражение. Понятно, почему нам не нужны специальные увеселительные заведения: заводская молодежь и конторские служащие могут посещать такие вот места. Здесь они и оставляют свои гроши. Эта мысль взбесила его, и он подумал о полиции — может, она об этом не знает? Потом усмехнулся: конечно, знает. А что известно женским обществам, которые существуют повсюду? Он вспомнил Кристину. Как бы они взревели! Впрочем, не исключено, что жена владельца ресторана состоит в одном обществе с Кристиной.

Мужчины захмелели. Это его тоже удивило: они выпили не больше, чем он. Может быть, они научились пьянеть соразмерно своим ресурсам? Подсознание скомандовало: допьяна — за двадцать центов! Потом, они найдут девицу и куда-нибудь с ней уйдут, а если девица: не подвернется, пойдут на картину про войну, в которой героически гибнет целая армия, или на бокс, чтобы насладиться суррогатом убийства. И будут счастливы, что освободились на мгновение от чувства рабской зависимости. Большей свободы им и не требуется, хотя их вожди упорно повторяют: какое счастье — жить в свободном мире. Они хотят вырваться из регулярной, полной принуждения жизни только на минуту.

— А дяинька не хотит, что ли?

— Хотит?

— Так, кажется, говорят в восточной Финляндии. Не из Карелии ли вы?

— Ага, мы из Лаппенранты.

— Вот как. Очень интересно, да-а, вот как...

— А дяинька не хотит погулять? Может, одну из этих дяиньке?.. Эй, девчата, слышьте, прихватим дяиньку с собой?

— Я тогда не пойду, — сказала одна из девушек.

Сердце у него заколотилось. Он решил уйти и заказал напоследок еще порцию. Теперь вкус виски показался ему противным. Видно, перебрал. Он зажмурил глаза, опрокинул в рот стаканчик, положил на стол деньги и поднялся.

— Дяинька уже пошел?

— Да. До свидания, и приятных развлечений.

Выбравшись на улицу, он попал в водоворот толпы.

— Эй! Шапку затопчете!

— Забудь про шапку, дедуня, и не толкайся.

Шапка осталась на мостовой, и ее затоптали. Он шел, увлекаемый толпой.

— А куда мы идем? — спросил он, увидев у себя под мышкой светловолосую мужскую голову. Голова произнесла:

— В преисподнюю, дед, ты что, не знаешь? И не наступай мне на мозоли́.

Толпа покатилась дальше, вместе с ней и он. Потом он заметил, что вокруг, словно по мановению, поднимаются руки и суют кому-то маленькие кусочки бумаги. Эти кто-то стоят у дверей и зорко следят за тем, чтобы каждый отдал им бумажку. Они одеты в длинные темные куртки и похожи на выдрессированных сторожевых собак. Они берут бумажки, надрывают их и суют обратно накатывающейся волнами толпе. Здесь бумажки исчезают. Еще минута, и он оказался в большом крытом помещении. Там стоял ужасный гул. Помещение было заставлено скамейками, и на скамейках сидели люди. Под крышей горели огни, а посреди строения, ярко освещенный, возвышался четырехугольный помост со столбом на каждом углу. От одного столба к другому тянулись крепкие канаты.

Выбравшись из толпы, он подошел к помосту. Зал кипел. Верхние огни стали гаснуть.

Где-то ударили в гонг.

Он испуганно оглянулся. Все места заняты. Повсюду мужчины — молодые, старые, средних лет. Женщин, по-видимому, нет. Все уставились на освещенный помост. Глаза у всех блестят.

Вот оно где — счастье.

Раздался гонг. На помост выскочили двое мужчин, потом третий, потом еще двое. Когда эти двое сбросили с себя купальные халаты, на них оказались только трусы.

Совсем рядом с помостом было небольшое возвышение, и на нем несколько свободных мест. Он быстро шагнул туда и сел на средний стул первого ряда.

Кто-то с помоста что-то крикнул, но он не разобрал слов. Зал заревел что-то в ответ, потом наступила тишина.

Мужчины стали приближаться друг к другу, разошлись и снова пошли друг на друга. На одном были белые трусы, на другом — черные. Черноштанник сбил белоштанника с ног. Раздался рев. Он испуганно оглянулся. Рты у всех разинуты. Он тоже закричал, но ничего не случилось. Белоштанник поднялся, и они опять принялись молотить друг друга. Потом прозвучал гонг. Мужчины в белых рубашках и черных брюках замахали полотенцами перед лицами драчунов. Когда гонг прозвучал снова, они опять бросились друг на друга.