Евгений СТЕПАНОВ - Застой. Перестройка. Отстой

Борис сегодня ходил домой, принес фотоаппарат со вспышкой. Хотел меня сфотографировать. Но я отказался. Все-таки фон не совсем подходящий… Так Борису и сказал. Он не обиделся.

Узнал весьма любопытный факт – оказалось, во всех двадцати отделениях больницы – психически больные. Многовато нас развелось.

Писал план действий на завтра – что мне предстояло сделать? Писал – и успокаивался. Так всегда со мной бывает. Сегодня еще следовало почитать любимую книгу, пописать дневник. Это оставалось на десерт. И вообще, я не тужил, хотя, конечно, многое меня тревожило. Тревожило будущее.

– А вдруг меня действительно квалифицируют как шизофреника, – переживал я, – куда мне потом деваться? Даже с неврозом, наверное, непросто будет устроиться на работу.

Впрочем, терзался я недолго. Сказалась потребность нервной системы в отдыхе. Я прилег и попытался вспомнить что-нибудь веселенькое. Что происходило за неделю? Кое-что трагикомическое припоминалось.

Вот один случай. Зашел в туалет, справил малую нужду, собрался выйти – закрыто. Начал стучать в дверь. Один псих (в туалете) проворчал:

– Не стучи, дай посрать!

И голой задницей сел на толчок.

Мне оставалось только дождаться – пока он завершит свое большое «дело».

Наступило утро. 6 часов. Еще один день пошел, как я находился в «дурдоме». Спал хорошо – как убитый. Таблетки, таблетки… Вместе с Владиком отнесли мой топчан на место. Положил свои простынки на шкаф в палате номер один. В хорошей палате – довольно чистой и спокойной. Вместе со всеми – в другую палату – класть белье не стал. Положишь со всеми, а потом – не дай Бог – спутаешь с чьим-то другим бельем. С Юркиным, например.

Неожиданно началась драка. Агрессор, вчера набросившийся на Панова, теперь бил ногами и руками кого-то другого.

Мы с Владиком разнимать их не рискнули, хотя поначалу робкие благие порывы имели. Побоялись. Подбежал санитар, все уладил. Побитого мужика уложили спать, а буйного агрессора увели в комнату свиданий, которая у нас одновременно и холл, и карцер… В зависимости от ситуации.

Мы сидели по-прежнему за фикусом.

Опять вызвал Тимур. Я проверил ему ошибки из нового послания на волю. Он и сейчас дал мне два апельсина.

Прокатился слух, что лидеру призывников Белому влепили сульфазин. Парень совсем притих.

Подошли призывники из другого крыла коридора. Рассказали забавный эпизод. Одного аборигена спросили:

– Сколько времени?

Он в ответ:

– Одна секунда плюс пятнадцать часов минус три часа…

И т.д. В общем, стал накручивать немыслимые математические операции. Ребята следили, как могли, за ходом его мысли. Прибавляли, вычитали. Потом подсчитали и оказалось – все верно – время назвал правильно.

Наступило два часа дня. Мои на горизонте все не появлялись и не появлялись. Видимо, на плечи тещи свалилось много сверхсрочной работы. Или, может быть, Наташа заболела? Она у меня слабенькая.

Бывший вожак постепенно приходил в себя. Попросил гитару, на которой он – согласно его словам – научился играть, как Юрка Антонов.

Заиграл. Лучше бы он этого не делал.

Потом бренчали все по очереди. Бренчал и я. Свои стародавние немногочисленные сочинения. Хотя гитару так и не смог толком настроить – композитор! Это сделал мощный гигант, алкаш Володька.

Он, вообще, мне понравился. Лицо у него излучало непритворную, изначальную доброту.

Подошел Юрок. Что-то прорычал. Один из призывников протянул ему половинку бутерброда. Юрка сначала взял, а потом бросил его на пол. Обиделся, увидев, что дали только половинку. Юрка – очень гордый человек.

К Владику приехали родители, понавезли жратвы, меня угостили. Целый кекс я слопал. Захотелось пить. Решился попить из-под крана в душевой. Вода – мутная. Попил. Вымыл руки. Сбавил воду из-под крана. И опять сполоснул руки. Чтобы не подцепить какой-нибудь заразы. Даже от прикосновения к смесителю.

Сегодня в отделение пришел санитар по прозвищу Зверь. Им все время раньше пугал наш местный Леонид Андреев – Кирилл.

Зверь оказался не страшным. Да, матерился он колоритнее других, да, иногда давал пинка под зад пациентам… Но не более того.

Он несколько лет сидел.

Юрка где-то нашел сигареты. Полдня ходил по коридору, дымя и улыбаясь. Никто ему не мешал.

Жирный Алексей (Ваня) сегодня рассказывал, как в первый раз соблазнил свою невесту.

– Я пришел к ней домой и потребовал: «Дай и все!» Она и дала.

– Бил? – почему-то спросил Владик.

– Нет, она сама дала.

– Интересно все же, – тревожно размышлял я, – почему к нам так долго не заглядывают врачи? Может быть, они в «дурдоме» вообще отсутствуют как класс? А те, что делали кардиограмму, – были просто переодетыми психами?

Новость – веселая! – обрушилась на голову. Выяснилось, что у агрессивного психа Пети, который кидался на Панова и бил ногами другого аборигена, любимое место отдыха – наше, за фикусом.

Это сообщила нам одна из нянечек. … … …

Мы поняли с Владиком, что совершили ошибку, близкую к роковой. Интересно – почему Петя нас до сих пор не убил и даже не ударил?

Нянечка шепнула нам очень деликатно:

– Петруша – человек особенный. Пользуется в больнице большим авторитетом. Он до ужина работает, а потом приходит сюда, к фикусу. И вот уже несколько дней его резиденция занята.

Мол – выводы делайте сами.

Я сказал Владику:

– С одной стороны, ясно, что если места ему не уступить, то мы обречены. С другой стороны, если уступить место – то ничего хорошего нам тоже не светит. Больше в больнице в относительной безопасности находиться просто негде.

Владик, точно потеряв дар речи, испуганно молчал. Мы-таки решили рискнуть – из-за фикуса не выходить. К тому же сам Петя нас пока ни о чем не просил. Даже не намекал… Хотя нет, вру – однажды он обмолвился – при нас! – медсестре:

– Вот дожил, даже отдохнуть негде.

И жалостливо сел в коридоре на корточки.

Мы затаились. И стали ждать.

Мы, призывники, разговорились со Зверем. Видимо, мы ему понравились. Он раздобрился, выпустил нас на лестничную площадку покурить. Многое порассказал разных случаев из своей богатой санитарской практики. Продемонстрировал нам шрам на голове – это его кто-то из буйных лопатой «уважил».

Зверь нам разрешил потрогать шрам. Мы все по очереди потрогали и сочувственно повздыхали. Спросить – где буйный пациент достал в отделении лопату – я не рискнул. Побоялся потерять расположение Зверя – вдруг бы он заподозрил, что я ему не верю.

– Страшнее всего, – делился впечатлениями Зверь, – в женском отделении. Раз зашел туда передать знакомой алкашке («белая горячка») сигареты и увидел следующее: кто-то из этих бабенок ходил без трусов, кто-то без платья, почти все были лысые (чтобы вши не разводились). Я тогда попал к ним во время обеда. Одна чернявенькая влезла на стол и начала разбрасывать миски. Я еле ноги унес. Справиться с ними невозможно. Мужику хоть врезать можно. Бабу бить вроде нельзя. А даже если ее и ударишь – ей все по фигу. Кулаками от нее ничего не добьешься. Ни от психички, ни от нормальной. Потому что любая баба – это дьявол в юбке.