Нинни Хольмквист - Биологический материал

В это время дня на террасе было пусто: люди обычно собирались к половине второго, — но я ожидала встретить тут Майкен, она тоже имела обыкновение рано обедать. Но Майкен так и не пришла.

Поев, я пошла в сад и легла прямо на траву. Я лежала и смотрела в небо сквозь стеклянный купол, пока не пришло время отправляться в лабораторию. По дороге я решила зайти проведать Майкен в ее ателье. Мне хотелось рассказать ей, что картина с зародышем вдохновила меня на написание рассказа. Мне казалось, что это очень важно, что она должна это знать. Ее ателье располагалось между любительской мастерской Эрика и Педера и киномонтажной лабораторией.

Дверь была распахнута.

Я постучала, но никто не ответил, я вошла внутрь, и в нос мне ударил запах скипидара, краски и угольной пыли.

— Майкен? — позвала я, но никто не ответил.

На стенах висели готовые и незаконченные картины, на мольберте стоял только что начатый холст, а на столике рядом сгрудились баночки с краской, кисти, тюбики и флакончики с отвинчивающимися крышечками — наверно, для масла и скипидара — и несколько скомканных тряпок. Там еще был чулан с раковиной, чтобы мыть кисти, но и в чулане никого не было. Мне была неприятна мысль, что кто-то может подумать, что я вторгаюсь в чужие владения без разрешения, и я поспешила уйти. Проходя мимо ателье Эрика и Педера, я постучалась к ним.

— Да? — спросили оттуда.

Я открыла и вошла. На потертом диване среди эскизов, карандашей, цветных мелков и прочей ерунды сидели Эрик с Ваней и пили кофе. Эрик обнимал Ваню одной рукой за плечи. Педера нигде не было видно.

— Вы не видели Майкен?

— Нет, давно уже, — ответил Эрик. — Может, она кровь сдает? Передать ей что-нибудь от тебя?

Я сказала, что в этом нет необходимости: я наверняка пересекусь с ней сегодня вечером. Я пошла к лифту и поехала в лабораторию, забыв о Майкен на время четырехчасовой интенсивной тренировки, после которой я — измочаленная и с ноющими мышцами — вернулась домой и увидела, что дверь в квартиру Майкен тоже открыта нараспашку, как до этого в ателье. С той только разницей, что из квартиры доносились голоса. Там внутри было двое, и среди них не было Майкен.

У меня задрожали колени. На трясущихся ногах я подошла к двери и остановилась на пороге.

Там внутри были Дик и Генриетта. Болтая между собой, они собирали личные вещи Майкен. Генриетта — в черный пластиковый мешок, Дик — в пластиковую тележку на колесах, напомнившую мне каталки, на которых вывозили трупы умерших в больнице, только эта была покороче.

Дик увидел меня первым.

— Ой, — сказал он, обращаясь к Генриетте. — Мы, кажется, забыли запереть дверь!

— Ой! — вскрикнула Генриетта, выронила мешок, подошла ко мне и взяла мои руки в свои. Она собиралась было что-то сказать — наверно, что-то утешительное, — но я не хотела слышать. Я вырвала руки, бросилась в свою квартиру, громко хлопнула дверью и заперлась (последнее было, конечно, только символическим актом, потому что у персонала был ключ, подходивший ко всем замкам в квартирах).

Прижавшись спиной к двери, я стояла, не зная, что мне делать. Впервые за время моего пребывания мне по-настоящему мешали видеокамеры. Спать, есть, читать, писать, смотреть телевизор, говорить по телефону, чистить зубы, ковырять в носу, принимать душ, ходить в туалет, менять тампоны — все это мне приходилось делать под неустанным оком видеокамер. Но почему они должны видеть и это тоже? Кто дал им право смотреть, как я страдаю?

Ноги отказали мне — и я медленно сползла на пол, где и осталась сидеть неподвижно, спиной к двери, не сдерживая рыданий, больше похожих на стоны раненого животного.

Перед днем рождения Сив — ей должно было исполниться пятьдесят — я позвонила сестре, чтобы узнать, не хочет ли она встретиться, но наткнулась на автоматическое сообщение о том, что абонент отключил номер. Я написала электронное письмо, но в ответ пришло лишь сообщение, что такого адреса не существует. Тогда я связалась с другими братьями и сестрами, но никто ничего не слышал от Сив вот уже несколько лет и они понятия не имели, где она может быть. В конце концов я отправила сестре обычное письмо по почте, но и оно вернулось с перечеркнутым адресом и надписью «вернуть адресату». Мне ничего не оставалось, как сесть за руль и поехать к ней домой в Мальмё. На двери была табличка с чужим именем, и мне открыл молодой мужчина, который ответил:

— Здесь нет никакой Сив Вегер. Мы с моим парнем живем здесь вот уже два года.

Неужели он солгал? Но зачем? Я прекрасно помню, как сама была у Сив дома в этой самой квартире за год до этого: мы праздновали ее сорок девятый день рождения. Мы старались встречаться по меньшей мере два раза в год — на ее и мой дни рождения, а иногда и на Рождество тоже. Конечно, бывало так, что традиционная встреча отменялась или откладывалась, потому что у кого-то не было времени, поэтому неудивительно, что я решила, что это у меня все перемешалось: с возрастом начинаешь терять счет времени. С годами время утрачивает свою линейность, временные границы стираются, начинаешь по-новому расставлять приоритеты: важно теперь, что случилось, а не как и в какой момент твоего прошлого. Поэтому я легко решила, что ошиблась и мы встречались у Сив дома не год, а два года назад.

Но разумеется, на этом я не успокоилась. Факт оставался фактом: она уехала неизвестно куда, никому ничего не сказав, и это было на нее совсем непохоже. Поэтому я заявила в полицию об ее исчезновении, хотя, конечно, в глубине души подозревала, что сестру забрали в резервный банк. Но не могла быть в этом уверенной: хотя детей у Сив не было, она легко могла добиться успеха в своей профессии или завести постоянного партнера — или и то и другое. Мы никогда не спрашивали друг друга о личной жизни: Сив не очень-то нравилось делиться с другими подробностями ее отношений с мужчинами. Так что она вполне могла встретить кого-то и ничего не сказать мне. Может, она переехала к нему и забыла мне сообщить. Были в моей голове и другие мысли: что случилось что-то ужасное, она собиралась сообщить мне о переезде, но не успела, потому что с ней произошло какое-нибудь несчастье. Вдруг она лежит зарытая в каком-нибудь лесу или ее тело выбросили в море или разрезали на кусочки и засунули в чью-то морозилку? А вдруг она пошла в горы, оступилась и упала в расщелину так, что никто ее не видел? Все что угодно могло случиться. Вот почему я обратилась в полицию.

Расследование ни к чему не привело. Во всяком случае, так они говорили, когда я звонила, чтобы выяснить, нет ли каких-нибудь новостей.

— Мы делаем все, что в наших силах, чтобы узнать, что случилось с вашей сестрой, но пока наше расследование не дало никаких результатов.