Игорь Губерман - Путеводитель по стране сионских мудрецов

Первый вариант по понятным демографическим причинам означал конец Израиля как государства евреев. Второй немедля отпадал потому, что его не приняли бы граждане самого Израиля — уж простите, по чисто моральным соображениям. Третий, как мы уже говорили, даже и не рассматривался. Израиль с вечной надеждой то ли на Бога, то ли на авось выбрал самый непродуктивный: оставить все, как есть. А то, что есть, с большими основаниями можно называть апартеидом (гнусное колониальное название всех ущемлений местного народа).

Да как же так? — обескуражились евреи. — Какой же это апартеид? Нету же у нас ни раздельного транспорта, ни тебе ограничений при поступлении на учебу, лечим мы их в наших больницах, и вообще они во всем равны, вот только что голосовать при выборах в парламент не дано им, пусть голосуют в Иордании.

– Иордания от них отказалась, — ответили евреям. — Они теперь сами по себе и, между прочим, под вашей юрисдикцией. Поэтому или давайте им все права, положенные гражданам, или как вы ни крутите, а все равно апартеид.

Палестинский гнойник, который зрел и зрел, вдруг резко лопнул в 1987 году объявленной евреям интифадой.

Нельзя сказать, что все палестинцы были так уж рады этой пугачевщине, поскольку все ими нажитое и достигнутое полетело к чертям собачьим. В нашем районе подвизался один джентльмен из Вифлеема, который монопольно держал в своих руках весь бизнес установления на окна решеток. Крайне опечаленный очевидным концом своего цветущего дела, он однажды горько заметил нам:

– Ничего у вас, израильтян, не выйдет, не жить вам на Ближнем Востоке.

– Почему? — заинтересовались мы.

– А потому, — сказал он, — что начнись такое в любой арабской стране, то выставили бы на улицы пару пулеметов и на том бы все и кончилось, а вы…

И он безнадежно махнул рукой.

Действительно. Израильтяне, как всегда, пытались и рыбку съесть, и… ну, вы сами знаете, что еще сделать. И гуманистами они хотели быть, и своего не упустить.

После долгих и безнадежных попыток справиться с тем, что было объявлено народным восстанием, израильские власти решили с палестинцами мириться. В свою очередь, и палестинцы видели, что своим восстанием никакого толку они добиться никак не могут. Так проистекли соглашения в Осло в 1993 году, где Организация Освобождения Палестины (как бы представлявшая интересы палестинцев) и израильтяне договорились все вопросы решать по-хорошему, то бишь не морду бить друг другу при встрече, а учтиво справляться о самочувствии и дружно ковать мир во всем мире. Более или менее для всех было очевидно, что речь идет о создании Палестинского государства на более или менее Западном берегу Иордана и в секторе Газа. Понятное дело, что это «более или менее» израильтяне и палестинцы понимали по-разному.

Понятное дело, что и среди израильтян, и среди палестинцев были изрядные группы населения, воспринявшие договор как подлое предательство национальных интересов.

Не успели отгреметь праздничные речи и, как говорится, высохнуть чернила на бумаге, как то ли для ускорения мирного процесса, то ли по привычке палестинцы вернулись к любимому делу: по всему Израилю стали взрываться автобусы, гореть автомобили, гибнуть люди. Ни фига себе мирный процесс! — удивились израильтяне, и общественное мнение стало резко клониться в сторону, противоположную курсу правительства. Им тогда командовал Ицхак Рабин, бывший начальник Генерального штаба армии в 1967 году. Потом доктор Гольдштейн взял ружье, пошел в мечеть (она же синагога) в Хевроне (ту самую, где похоронены праотцы) и пострелял там двадцать девять арабов. Видя, как успешно развивается мирный процесс, Нобелевский комитет присудил Арафату, Рабину и Пересу, чтобы они не огорчались, Нобелевскую премию мира.

США и Европа, свято веря, что если людям живется хорошо, то они стрелять не будут, стали перекачивать палестинцам огромные суммы денег. Но жить лучше палестинцам не стало. Дело в том, что палестинское руководство уже давным-давно догадалось, что хорошая жизнь и деньги тесно связаны, и, таким образом, до самого народа деньги не доходили, а уж куда они девались… Куда надо, туда и девались.

Итак, несмотря на премию и деньги, ситуация ничуть не просветлялась. И тут отчаянной попытке Рабина призвать народ к поддержке своих иллюзий настал конец. Убил Рабина религиозный еврей Игаль Амир прямо на митинге. Спасал таким образом страну от премьера-предателя. В шоке были все: и в голову здесь никому не приходило, что дело может дойти до политического убийства. С выстрелом Амира навсегда исчез старый патриархальный Израиль, где, несмотря на несогласия и расхождения, все откликались на пароль: мы одной крови — ты и я.

Место, где произошло убийство, находится на улице Ибн-Гвироль в Тель-Авиве у здания муниципалитета.

К власти пришли правые во главе с Нетаниягу, но ничего не изменилось. А затем к власти пришли левые во главе с генералом Бараком. Бравый военный (и заядлый шахматист), Барак решился на чисто игровую попытку: я, сказал он, сделаю Арафату предложение, от которого он не в силах будет отказаться, даже Восточный Иерусалим я предложу, а если он откажется, весь мир увидит, что Арафат — мерзавец, а мы — наоборот. Сказал и… как бы это повежливее выразиться — оконфузился. Во-первых, потому что лауреат премии мира Ясир Арафат решительно отказался, а во-вторых, потому что виноватыми все равно остались израильтяне.

Такая оплошность блестящего тактика объясняется, на наш взгляд, исключительно происхождением Барака. Будучи уроженцем страны, он с детства впитал в себя ощущение, что израильтянин — это обычный, не более того, человек, как все другие люди: ежели в чем виноват, то виноват, а не виноват, так нет. А родись он за границей, так бы знал, что еврей виноват всегда и в любом случае. А то, что к девяностым годам XX века Израиль стал коллективным евреем, на котором можно было отвести душу, — этого он просто не смекнул. Кресло свое Барак потерял, интифада продолжалась, а к власти пришел другой знаменитый генерал — Шарон.

*

Ничтожный островок в сухой пустыне

евреи превратить сумели в сад,

и чудо это всажено отныне

в арабский гордый ум,

как шило – в зад.

Ладно, сказал Шарон, вот уйдем мы для начала из Газы, и тогда у них совершенно не будет поводов разбойничать, И ушел. Опять же со скандалом. Потому что поселенцы уходить не хотели, и многие сопротивлялись— их принудили. Плакали жители поселений, плакали увозившие их силой солдаты. Как это безумно тяжело — съезжать с места, где прожил много лет и где заставил землю плодоносить, мы не станем говорить. Однако приведем тут небольшую иллюстрацию к характеру соседей наших. На оставляемой евреями территории давно уже огромное пространство было занято великолепными оранжереями, где выращивали фрукты и цветы. Их поставляли во Францию, Голландию (откуда они, кстати, попадали в Россию) и другие страны Европы. Оранжереи эти были оснащены сложными электронными системами слежения за температурой и влажностью, чудо современной техники они собой являли. Чтобы они остались на прежнем месте и бедным палестинцам было где трудиться и процветать (двенадцать тысяч рабочих мест!), несколько сердобольных богатых евреев (из Америки, естественно) скинулись на некую значительную сумму (миллионы), дабы выкупить оранжереи у владельцев. И евреи-поселенцы все эти сооружения оставили. Тысячи палестинцев ринулись в опустевшие поселения. Принялись сперва за синагоги, но вскоре переключились на оранжереи. Было разграблено, разбито и уничтожено все, что создавалось там годами. Руины этого сельскохозяйственного чуда — тоже в некоем роде туристический объект. А вот успели ли наивные американцы перечислить деньги, нам не известно. Хорошо б, если успели.