Алексей Олин - Иисус говорит - Peace!

– Ласкер, веди себя прилично, – приказал Эдуард Семенович и протянул руку для пожатия. – Вы играете все лучше и лучше. Скоро мне придется сдаться.

– Шутите? Как давно вы увлечены шахматами?

Я пожал ладонь старика.

– Что-то около года.

– Как? – вскрикнул я. – Не с пеленок?

– Год назад я путался, как ходит конь…

–- Не верю.

– Ваше право, – сказал старик. – Не желаете ли коньяку в честь этой партии? Угощаю. Поверьте, коньяк не московский…

– Питерский?..

Эдуард Семенович впервые предложил мне выпить с ним коньяку.

– Лимон есть?

– И сахар, и кофе. Будете?

– А, – махнул я рукой, – давайте. Уговорили.

Мистер Штык встал и прошел к шкафчику. Ласкер потрусил следом. Мистер Штык спросил, не оборачиваясь, позвякивая чем-то в шкафчике:

– Как продвигается работа над сценарием?

– Сам пишется, – соврал я.

Оставался последний день, а я не сочинил ни строчки. Но я не умирал от голода. Наконец-то подвернулась разовая физическая работа: выносить строительные отходы с утра до вечера. Мозг при такой деятельности отключается. Трудишься на рефлексах.

Эдуард Семенович извлек пузатую бутылочку, банку кофе и пыльные бокалы.

Я вызвался порезать лимон.

– Алкоголь в разумных количествах полезен, – пробормотал старик.

Коньяк был что надо. Я выпил, и внутри стало тепло. Мистер Штык, грея бокал в ладонях, подсел к компьютеру и добавил в проигрыватель джаза. Это была не мезозойская эра. Музыка смешивалась с коньяком, и ко мне ненадолго вернулось изрядно подзабытое чувство домашнего уюта. Ласкер что-то поскуливал в унисон.

Вечер почти уже превратился в ночь. Чернильное небо. Горящие фонари. Одинокие прохожие и последние троллейбусы. Разменявший четвертое столетие город.

Я погружался в его историю. В его болото.

А старик убрал шахматные фигуры и вытащил костюм на плечиках. Он был серого цвета и явно пошит на заказ. Старомодный и пахнущий нафталином, но по-прежнему – стильный. Как и положено добротным вещам.

– Куда-то собираетесь? В такой час? Свидание?

– Можно и так сказать. Я собираюсь спать.

– А зачем костюм?

– Я точно знаю, что умру во сне, – ответил Мистер Штык. – И я хочу, чтобы меня похоронили в этом костюме. А то выберут бог весть что…

Я не спросил, откуда он знает. Я спросил:

– А что за дама на плакате? Она актриса?

– Она – моя жена. Спокойной ночи, молодой человек.

Я залпом допил коньяк. Поставил бокал на стол.

– Спокойной ночи, – я понял, что он не желает говорить на эту тему.

И пошел к себе в комнату. Спать не хотелось совершенно. Руки подрагивали от сегодняшней физической работы и выпитого.

Я загрузил ноутбук и открыл текстовый редактор.

– Не придумывай.

Пальцы забегали по клавиатуре. Булгаков говорил о своих лучших фельетонах, что они казались ему, когда писал, не смешнее зубной боли.

За стеной хихикала Алиса.

Почему люди так реагируют?

Я потом отыскал в энциклопедии слово «спонтанность». Там утверждалось, что спонтанность – это самопроизвольная реакция, вызванная не внешними факторами, а внутренними причинами. Так вот, чем дольше живу, тем меньше в этих внутренних причинах разбираюсь. И еще я раньше думал, что опыт приходит к тебе постепенно, то есть после определенного количества лет, прожитых в определенных условиях, – начисляются очки опыта. Типа как повышение по службе. А теперь я понимаю, что нет. Опыт приходит сразу, только что его не было, и вдруг раз – есть! За секунду. Он просачивается в тебя на вдохе. И дыхание перехватывает. И тысячи нейронов визжат от боли в голове, погибая, и ты становишься еще на шаг ближе к разочарованию. Разочарование – это синоним старости. Черт, не о том я. Надо было здесь по-другому начать: в тот день…

Да, в тот день, двадцать второго ноября, Полина пригласила меня ей позировать.

Она собиралась ехать на электричке за город на съемку. Ей была нужна модель. Полина сказала, что я в данной ситуации подхожу идеально. Мне нужны будут твои глаза, сказала она, и манера двигаться.

– Что такого необычного в моих глазах и манере двигаться?

– Дело не в необычности. Извини, если это прозвучит несколько грубо. Сами по себе твои глаза, скажем, меня мало интересуют. Но они замечательно впишутся в ту обстановку. Оптимальный вариант для кадра из всех, которыми я сейчас располагаю. Сечешь?

– Действительно, несколько грубо.

– Я же заранее извинилась.

– Езжай, езжай, – сказал Курт, закуривая. – Я ее знаю. Теперь не переубедишь. Если вбила что себе в голову – пиши пропало. И ты, кстати, получишь хорошие фотки. Бесплатно. Остальные-то платят за свой идеальный кадр. И бегают за Полинкой: мол, сфоткай, пожалуйста! А тут она тебе сама предлагает! Езжай!

Я видел ее фотографии. Из ноябрьского цикла очень понравились черно-белые фотографии Пьеро (это был загримированный Курт) в городе. Пьеро на мосту, у церкви, в общественном транспорте. И часы, показывающие разное время… И книги…

– А ты? – спросил я.

– Без пены, – Курт развел руками. – Я завтра с утра до вечера работаю. Нам хату на той неделе сдавать, а окна еще не готовы…

Курт вплотную занялся отделкой квартир. Я же только что уволился из сторожей.

– …Да и смысл?! Буду болтаться как… кхм, ведро в проруби. Часа четыре это займет. Да на морозе! Да дорога туда-обратно! Не, я вам ужин лучше вкусный приготовлю.

Он умял в пепельнице окурок, подошел к Полине, чмокнул ее в щеку.

– Обеденный перерыв, к сожалению, закончен. До вечера.

– Ага, – сказала Полина.

– Тебе на остановку? – спросил у меня Курт. – Погнали?

– Погнали.

– Так ты согласен? – уточнила Полина.

Я кивнул в ответ.

– Тогда завтра в восемь утра на вокзале.

– А сегодня в восемь вечера, – крикнул Курт уже из прихожей, обуваясь, – у нас репа! Не забыл? На той неделе наш продюсер завалится…

– Не забыл.

На следующий день проснулся без пяти семь и выглянул в окно. Небо было ясное; деревья стояли тихие, черные; снег неторопливо падал на тропинку возле дома, на сараи, крышу ресторанного комплекса, парные качели, купол церквушки неподалеку.

Все было в снегу. Чистый, как лист бумаги, день.

Сердце мое сладко защемило. Быстро принял душ, мигом позавтракал. Под плащ – найденную Полиной маскарадную белую рубашку с манжетами, и – во двор.

Ветра не было. Легкий морозец пощипывал нос и щеки.

Полина ждала меня у подземного перехода. На ней было короткое серое пальто, джинсы, заправленные в высокие ботинки на шнуровке. Волосы убраны под забавный берет. На одном плече – рюкзак, на другом – чехол со штативом для фотоаппарата. Она курила, смотрела на огонек сигареты и не сразу меня заметила.

– Привет.

– О, привет.