Ольга Степнова - Миллиметрин (сборник)

– А ещё он кошку обещал завести! – тоном ябедницы сообщила Оля.

– Кошку? – ахнула Зоя, но тут же облегчённо вздохнула: – Слава богу, что не собаку!

Валентина была красавицей.

Высокая, стройная, но не худая, с тонкими, благородными чертами лица, с рыжими кудрявыми волосами, нежнейшей розовой кожей, огромными зелёными глазами и длинными ресницами. Ресницы порхали как бабочки – вверх—вниз, вверх—вниз. У неё была тонкая талия и умопомрачительно красивая грудь: такая, какая надо – ни больше, ни меньше; довольно широкие плечи, стройная, сильная, выразительная спина и шея… Не шея, а длинная дорога к счастью – в какую сторону не пойдёшь. На шее, ближе к ключице, сидела родинка, – маленькая и шоколадная, будто с кисточки у художника капнула краска, и он не стал её оттирать, поняв всю красоту и правильность случайного замысла.

Больше всего Свету хотелось прижаться губами к этой родинке, но не страстно, а нежно, – чуть—чуть прикоснуться, чтобы почувствовать теплоту кожи и трепетный пульс. Говорят, у рыжих особенно тонкая и нежная кожа.

Свет был влюблён в Валентину.

В самом возвышенном и чистом смысле этого слова.

Он хотел бы носить шлейф её платья, целовать ей руки, припав на одно колено, и читать стихи, тем более, что он сам их писал.

Но Валентина носила джинсы, руки Свету никогда не протягивала, а на любые стихи, которые звучали в пределах её слышимости, морщила изящный, породистый нос.

И вообще, она Света не замечала. Может, потому что училась на третьем курсе университета, а он только на втором, а может, потому что длинный Свет с тёмной шапкой кудрявых волос и утончёнными чертами лица не вписывался в её брутальный идеал брутального мужчины.

Да и училась она на биофаке, а Свет Фролов на филологическом. Возможностей увидеть её у Света было немного – в буфете, в гардеробной, в коридорах, да и ещё в спортзале, когда график занятий вторых и третьих курсов пересекался.

Вот если бы они жили в одном общежитии!

Но Валентина была «домашней», не приезжей, Свет тоже проживал с родителями в большой, но уже тесной для влюблённого Света квартире.

Поверенным в сердечных делах Света был его друг и сокурсник Андрей Пивоваров. Он сочувствовал Свету, давал ему дружеские советы и даже учил, как нужно действовать, чтобы привлечь внимание признанной красавицы университета.

– Слушай, – сказал он шёпотом как—то на лекции, – ну что ты всё воду в ступе толчёшь, кота за яйца тянешь да сопли на кулак мотаешь? Пора приступать к решительным действиям. Нужно привлечь к себе внимание!

– Как?! – чуть не плача, простонал Свет, запустил длинные музыкальные пальцы в густую шевелюру и подёргал её, словно проверяя, не парик ли это.

– Как—как! Завтра у нас физра в одно время с биофаком. Девицы с третьего курса будут играть в баскетбол, а мы в соседнем зале – в футбол. Валька твоя терпеть баскетбол не может, вечно за ногу схватится и на скамейке в коридоре сидит. Вроде и занятие не прогуливает, и в то же время мяч не гоняет. Вот в коридоре—то мы её и подловим. Я на перемене, когда все в раздевалках будут, ножку у скамейки подпилю! Валька на неё сядет и вверх ногами плюхнется! Заорёт как пить дать от страха! А тут ты – высокий, загорелый, в белых шортах, – ах, что случилось, ах, фея, я вас спасу! Блестящий повод подхватить её на руки, утереть слюни и сопли, погладить по рыжим кудрям, а может, и поцеловать в утешение. Сечёшь?! Женщины обожают, когда их спасают. А потом ты её бережно на пол поставишь и скамейку при ней починишь. Я там молоток и гвозди в углу оставлю. Женщины обожают, когда мужик при них забивает гвозди. Это очень эротично!

– Андрюха, а вдруг она расшибётся?

– Ты дурак? – Пивоваров постучал себя пальцем по лбу. – Высота у скамейки какая?! А ты Валькину пятую точку видал? Да она на неё как на подушку шлёпнется!

– Не смей говорить о Валентине в таком… в такой… – Свет стукнул по парте кулаком.

На следующий день скамейка была подпилена, гвозди и молоток подброшены в угол. Свет Фролов сидел в раздевалке в засаде. Он ждал, когда Валентине надоест играть в ненавистный баскетбол, она изобразит травму и выйдет посидеть на скамейке.

Наконец, Валентина, прихрамывая, вышла из зала и направилась к заветной скамейке.

Как она была хороша! Даже с недовольной гримаской, даже хромающая, даже в этом гулком, пропахшем чужими телами и потом помещении.

Валентина села, привычно закинула ногу на ногу, но… скамейка не рухнула.

От неожиданности Свет вздрогнул и почувствовал, как сердце заколотилось в горле.

– Ну? – шёпотом спросил он не то у себя, не то у скамейки, не то у Андрюхи, который наблюдал за сценой из зала, где парни играли в футбол. Андрюха выпучил глаза, пнул мимо мяча и развёл растерянно руки, давая понять, что ничего не понимает.

Валентина сидела на скамейке, она уже не морщилась и легонько покачивала «больной» ногой. Шанс стать её спасателем и обратить на себя внимание уплывал, как вода сквозь пальцы.

Свет вздохнул поглубже, зажмурился, открыл дверь раздевалки и… шагнул в коридор, словно перед ним была пропасть.

Когда он открыл глаза, перед Валентиной стоял молодой, поджарый физрук. Он тоже был загорелый, высокий и в белых шортах, но в отличии от Света – широкоплечий, очень накачанный, коротко стриженный, с опытом в жёстких, серых глазах.

– Почёму, ё, отлыниваем, Яковлева, ё? – Спросил физрук Валентину. Он всегда разговаривал через самую узурпированную букву русского языка.

– Ногу потянула, – жалобно протянула Валентина, снова навесила на лицо гримаску и потёрла ногу, которой только что беззаботно трясла.

– Каждое занятие тянешь! – Физрук присел рядом с Валей. – О—ох, ё!!!

Скамейка с грохотом рухнула, в воздухе мелькнули кроссовки Валентины и огромные бутсы физрука.

Свет замер, как вкопанный. Он понятия не имел, что делать и посмотрел на Андрюху, гарцующего с мячом. Андрюха корчил страшные рожи и стучал себя кулаками по лбу. Что это значило, Свет не знал.

Физрук вскочил как пружина и подхватил Валентину на руки.

– Ушиблась, ё?! – спросил он, заглянув ей в глаза.

Валентина с готовностью обхватила физрука за шею, закатила глаза и прошептала:

– Да! Спина…

– Чего стоишь?! – заорал физрук на Света. – Не видишь, инвентарь, ё, сломан?! Вон, в углу молоток с гвоздями лежит, почини скамейку!! – Он посмотрел на Валентину и уже задумчиво добавил: – А я девушку в медпункт, ё, отнесу!

Свет взял молоток и начал приколачивать ножку к сиденью. Гвозди гнулись, входили криво – всё—таки, он был поэт, Свет. Поэт, а не мастер на все руки.

Последнее, что заметил Фролов, приступая к работе – насмешливый взгляд Валентины из—за плеча физрука. По этому взгляду было понятно, что выглядит он с молотком вовсе не эротично, а очень даже смешно.