Ольга Степнова - Миллиметрин (сборник)

– Что с ним?

– Это я у вас хотел спросить, что с ним. Я сдавал белый костюм пятидесятого размера, а получил чёрный сорок восьмого.

– О, господи… Вы полагаете, что мы его так неудачно почистили?

– Я полагаю, что вы его перепутали.

– Как ваша фамилия?

– Кузин.

– Какой номер заказа?

– Тысяча двести девятый.

– У нас не было костюма от Кузина.

– А от кого был?

– От Петрова. От Васина. От Козлова. От Медведева был!

– А от Кузина где?

– Не знаю! Может, в другой химчистке?

– В нашем районе только одна химчистка. Если не отдадите мой заказ, подам на вас в суд!

– Постойте… Какого цвета был ваш костюм?

– Белый. С пятнами губной помады, разводами от шампанского, прожженной спиной, оторванным рукавом и жёванными коровой брюками.

– Жёванными коровой… Так, подождите… Не было у нас костюмов с такими повреждениями! У Петрова – клюквенный морс на лацкане, у Васина – клюквенный морс на лацкане, у Козлова – клюквенный морс на лацкане, у Медведева…

– Зуб даю, что клюквенный морс на лацкане!

– Откуда вы знаете? Вы с Медведевым дружите?

– С ним все дружат. Хороший парень! Обеспечил всю страну клюквенным морсом… Но у меня была губная помада, разводы от шампанского, прожженная спина и…

– Слушайте, вы не Медведев?

– Нет.

– Жаль. А то мы бы вам новый костюм купили.

– У меня есть костюм! Только у меня был белый пятидесятого размера, а вы выдали чёрный сорок восьмого!!

– Чёрный практичнее! Берите, худейте и не выделывайтесь! У него спина-то хоть целая?

– Да.

– Брюки не жёванные?

– Нет.

– Так носите и не грустите!

– А как же память о свадьбе?

– А она вам нужна? Корова, пожар, липкие бабы, разлитое шампанское, чокнутая корова, пьяная драка…. Возьмите чёрный костюм и носите его с удовольствием.

– Я всё понял. Я догадался!

– О чём?

– Вы берёте у всех костюмы со следами приятных воспоминаний, а выдаёте… выдаёте погребальные наряды!

– Ну, вы преувеличиваете. Мы выдаём строгие, приличные костюмы, которые не захочет жевать ни одна корова, на которые не прольётся ни шампанское, ни клюквенный морс. А уж о губной помаде вообще можно забыть!

– Вы… вы не химчистка! Вы крематорий!! Верните мне мой белый, прожженный костюм с помадой, шампанским и следами коровы! Верните!

– Вы паникёр, Кузин. Разнузданный паникёр. Все остались довольны заменой. И Петров. И Васин! И Козлов! И…

– Медведев?

– Все!

– Но ваш костюм мне мал…

– Похудеете. Все похудели, и вы похудеете, Кузин. До свидания.

– Прощайте! Нет, всё-таки, вы не химчистка…

– Здравствуйте, это дом престарелых?

– М-м-м-м… Это дом счастья для пожилых людей.

– Понятно. Вы бабушку мою возьмёте?

– А что с ней?

– Как что? Постарела. Пора бы ей в дом счастья!

– Вы не можете за ней ухаживать?

– Это она отказалась за мной ухаживать!

– Ясно. Сколько ей лет?

– Это имеет значение?

– Наше счастье доступно лишь тем, кто перешагнул шестидесятилетний рубеж.

– Это несправедливо. Моя бабка гораздо моложе!

– По-моему, вы нехороший человек.

– А что это?

– Это когда не любят своих бабушек.

– Неправда. Я люблю её. Очень! Но ещё больше любил бы на расстоянии.

– Чем вызвано это желание?

– В двух словах не расскажешь… Возьмите её к себе, тогда узнаете.

– Я ведь сказала, мы не берём молодых людей.

– Я заплачу вдвое, втрое дороже!!!

– Но…

– Я приеду и буду ползать по вашему дому счастья на коленях, пока вы не возьмёте бабушку!

– Нет. У нас существуют возрастные границы.

– Тогда вы будете виноваты в моей смерти.

– В чём?!

– Я повешусь, а в своей смерти обвиню вас. – Вы сумасшедший?!

– Нет, у меня бабушка. Эй! Почему вы молчите?!

– Пожалуй, мы сделаем исключение и заберём у вас бабушку. Кто она по специальности?

– Врач-психиатр.

– Ой…

– Вот и я говорю «ой!». У меня каждый день новый диагноз, нестиранные рубашки, неиспечённые пирожки и несвязанные носки. У меня каждый день – триллер! Вчера она прописала на нашей жилплощади своего мужа, который на двадцать пять лет моложе неё, сегодня уехала с подругой кататься на сноубордах, подкинув мне на неделю кошку, которая гадит во всех углах.

– Она замужем?! За молодым мужчиной?!

– За юным парнем, я бы сказал. Мало того, что она за ним замужем, так она умудрилась ещё залететь от него и теперь всем хвастается, что у неё будет двойня.

– Она беременна?!

– Я же говорю, двойней. А ещё она сделала пирсинг в интимном месте и разместила свои фото в сети. А ещё у неё любовник-миллиардер, который завалил всю нашу квартиру подарками из секс-шопа, а ещё у неё есть подружка акушер-гинеколог, с которой они каждый вечер пьют пиво и рассказывают друг другу байки из области акушерства и психиатрии, при этом они так ржут, что соседи вызывают милицию, «Скорую» и пожарных одновременно. А ещё она по Интернету заказала слона, кажется, настоящего, из Индии… А ещё…

– Знаете, что? Привозите к нам свою бабушку. Нашему дому счастья таких бабушек не хватает!

– Может, и слона возьмёте … из Индии? А ещё юного мужа, любовника-миллиардера и подружку-акушерку в придачу?! Я заплачу! Я за всех заплачу!

– Везите всех. Счастья много не бывает.

Марина Леонидовна увеличила себе грудь с третьего номера до пятого.

Она думала, мир перевернётся, но ничего такого не произошло.

Никто не заметил её новой груди.

Даже муж.

Он только посетовал, что Марина Леонидовна отсутствовала целую неделю, и некому было встретить его из командировки.

Между тем, Марина Леонидовна испытывала массу неудобств и неприятных ощущений. Во-первых, приходилось носить тесное компрессионное бельё, во-вторых, её мучило чувство распирания в груди, о котором предупреждал врач, но о масштабах которого Марина Леонидовна даже не подозревала.

Она пребывала в постоянном страхе, что лопнет прямо на худсовете, руководителем которого являлась.

Всё это – и чувство распирания, и давящее компрессионное бельё, и ненаблюдательный муж, и деньги, потраченные на операцию, – повергло Марину Леонидовну в глубочайшую депрессию, в первую очередь отразившуюся на молодых драматургах, чьи пьесы одну за другой отвергала руководитель художественного совета.

И хоть бы кто-нибудь заметил её новую грудь!

Только уборщица сцены Валентина Семёновна сказала однажды:

– Что-то здорово располнели вы, Марина Леонидовна!

Отвергнуть пьесу уборщицы Марина Леонидовна не могла, поэтому она только фыркнула и перестала здороваться с Валентиной Семёновной.

Меж тем депрессия разрасталась, чёрным вороньим крылом закрывая всё светлое жизненное пространство.