Ольга Степнова - Миллиметрин (сборник)

– Для трубок есть специальные зажигалки, – улыбнулась Марина Леонидовна.

– Да?! – удивился психолог. – Не знал.

– Попросите вашу жену купить такую зажигалку в специализированном отделе универсама.

– Попрошу. Обязательно попрошу!

– А вообще, вас и сигарета нисколько не испортит!

Пока психолог отчаянно смущался от её комплимента, Марина Леонидовна скрутила портрет в рулон и бережно уложила в сумку.

Она уже уходила, когда решилась задать интересовавший её вопрос:

– Скажите, а почему вы взяли розовый карандаш?! Я же просила чёрный!

– Розовый? – искренне удивился психолог и вдруг сильно смутился. – Извините. Я безнадёжный дальтоник, поэтому стал психологом, а не художником, как мечтал.

Марина Леонидовна захохотала и ушла, удивляясь, как такая ерунда, как распирание в груди, заставила её обратиться к психологу.

А психолог-то хорош!

Как хорош, зараза, – глаза с прищуром, трубка, волосы назад, и жену, паршивец, любит. А рисует как! И после этого говорят, что все мужики – сволочи?

Все мужики – психологи.

Марина Леонидовна прилетела домой как на крыльях.

– Дорогая, ты?!! – уставился муж на её декольте.

– Я, – сообщила Марина Леонидовна мужу. – И у меня теперь пятый размер!

– Какой к чёрту размер, у тебя в глазах зов предков, – пробормотал муж и утащил Марину Леонидовну в спальню вместе с портретом, с компрессионным бельём и с чувством счастья, распиравшим её изнутри. Она словно лишилась невинности заново, и это было возвышенно, утончённо, это был чудесный подарок мужу. Муж одурел от любви и секса, и, конечно же, не заметил изысканности её чувств и мыслей.

«Надо бы и его на приём к трубке сводить, – весело подумала Марина Леонидовна. – Пусть подучится рисовать!»

Портрет она спрятала. Решила, что это будет её талисман. Тайный и безотказный.

Вдруг ей ещё раз захочется увеличить грудь?!

В театре все заметили, что Марина Леонидовна «безумно похорошела», а Валентина Семёновна отметила, что она «сбросила лет десять и килограмм пятнадцать».

Сразу у трёх молодых драматургов появился реальный шанс увидеть свои пьесы на подмостках знаменитого художественного театра…

– И как тебе всё удаётся? – спросила как-то Марину Леонидовну замотанная помощница режиссёра. – И грудь у тебя, и талия, и осанка, и улыбка, и оптимизм и обаяние! А глаза, глаза-то как светятся, все просто падают и не могут встать! Скажи, как такого добиться?

– Возьми розовый карандаш и нарисуй себя в розовом цвете, – улыбнулась Марина Леонидовна.

– Тогда уж лучше нацепить розовые очки! – засмеялась помощница.

– Нет, именно розовый карандаш. Но главное, чтобы портрет был гениальным!

– Здравствуйте, доктора вызывали?

– Ох, вызывала, милый! Плохо мне, плохо…

– Что случилось?

– А что может случиться в восемьдесят два года?

– Много чего. Инсульт, инфаркт, пневмония, остеопороз, маразм, наконец. Извините…

– Проходите, проходите, шутник! Ой…

– Осторожнее, что ж вы падаете—то?

– Сами говорите – остеопороз, пневмония, инфаркт, инсульт, маразм, извините.

– Ложитесь. Вот так. Руку давайте, давление измерим. Что чувствуете?

– Господи, что я только не чувствую! Голова…

– Болит?

– Очень. В глазах…

– Мушки?

– Много-много отвратительных разноцветных мушек.

– Ещё и подташнивает, наверное?

– Да, словно беременную. И сердце…

– Давит?

– Слушайте, а откуда вы всё знаете?

– Так у вас двести двадцать на сто десять! Тут к доктору не ходи – гипертонический криз.

– Какое красивое слово – криз! Гораздо красивее, чем маразм. Что делать-то будем?

– Я вас госпитализирую.

– Нет! У меня две кошки, они без меня сдохнут.

– Ну что ж, тогда попытаемся снять приступ. Дибазольчик, димедрольчик…

– Скажите, это опасно?

– Что?

– Криз!

– Ну… не опаснее, чем маразм. Сейчас спасём вас, больная. Так, шприц, шприц, спирт, ватка… О, господи!

– Что, доктор?

– Дибазол кончился. Нет дибазола! Мне нечем спасать вас, больная!

– Как – нечем?!

– Так, нечем. Мама родная, и димедрола тоже нет… Послушайте, у вас есть какие-нибудь таблетки от давления?

– У меня?!

– Ну да, у вас. У вас же гипертонический криз, а не у меня.

– Какой вы странный доктор! Думаете, я стала бы вызывать «Скорую помощь», если бы могла просто выпить таблетку?

– Ну, милая моя, простите, ради бога! Впервые такая ерунда получилась. Ну не первый же раз у вас приступ случается, должны быть какие-нибудь таблетки.

– Доктор, идите сюда, шепну вам что—то на ушко.

– Что?

– Идите, идите.

– Ну? Шепчите.

– Мне стыдно в этом признаться, но… У меня первый раз в жизни поднялось давление. И у меня нет никаких таблеток. Только перекись водорода, которой я развожу краску для волос!

– Первый раз?! Не может быть, вам восемьдесят два года…

– Может. Это случилось после того, как мой любовник дал мне отставку.

– Ваш любовник?!

– Он моложе меня на пятнадцать лет. Всего на пятнадцать! Всего на пятнадцать!!

– Не плачьте! Вам нельзя сейчас волноваться. Мужики все козлы, неужели за восемьдесят два года вы этого так и не поняли?

– Поняла. Но так хочется, так хочется каждый раз проверить – козёл или не козёл? Ой!

– Сердце?

– Да! Кольнуло очень сильно.

– Сейчас, сейчас мы вас послушаем. Ну—ка, поднимите рубашку! Вот так. Да что же это такое—то?!!

– Что?

– Фонендоскоп… забыл.

– Сразу предупреждаю, фонендоскопа у меня нет. Что с вами?! Эй, доктор!

– Сердце… давит. В глазах…

– Мушки?

– Много отвратительных разноцветных мушек. И голова…

– Кружится?

– Как на карусели.

– И тошнит, тошнит как беременного?!

– Да, немножко, как при совсем небольшой беременности…

– Да у вас криз, доктор! Гипертонический!

– Скорее, маразм. Это ж надо – приехать на вызов без лекарств и фонендоскопа!

– Да не переживайте вы так! Сейчас сползаю на кухню и принесу вам водички.

– Лежать! Вам нежелательно двигаться.

– Нежелательно, чтоб вы тут скончались!

– Почему я?! У вас тоже криз.

– Мне нельзя, у меня кошки.

– Стойте! Лежите. Мне, между прочим, тоже нельзя. У меня, у меня…

– Ну, что у вас?!

– ……………

– Боже мой, вы плачете? Что, нет ничего, из-за чего было бы нельзя умереть?

– Не-е-е-т! Не-е-е-ет! Не-е-е-е-т!!!

– Бедный вы мой.

– Мне тридцать семь лет и меня бросила вторая жена. Вторая!

– Неужели, за тридцать семь лет вы не убедились, что все бабы – дуры?!

– Убедился. Но так хочется, так хочется каждый раз проверить – дура или не дура? Ой!

– Сердце?

– Кажется, да.

– Давайте, я вам пульс посчитаю, доктор. Для этого не нужен фонендоскоп.