Марсело Фигерас - Камчатка

– Почему?

– Потому что ее уже нету.

– Ты ее сам закопал?

– Нет, положил.

– Как это положил?

Тут-то Гном и объяснил мне все по порядку.

Мама, еле-еле шевеля руками в тазике с теплой водой, медленно-медленно мыла посуду, словно бабушка из нее всю энергию вытянула. Увидев меня на кухне, она попросила:

– Помоги мне вытирать тарелки, так дело живей пойдет.

Я ответил, что помогу, какой разговор, но сначала мне надо ей кое-что сказать. Дело срочное.

– Гном подшутил над бабушкой, – сказал я.

– Храбрый мальчик.

– Ты заметила, что в бассейне иногда тонут жабы?

Мама не обернулась, но водить губкой по тарелке перестала.

Гном шпионил за нами с безопасного расстояния – из-за двери одна голова торчала.

– Что он сделал с жабой? – спросила мама голосом, предвещавшим Леденящий Взгляд.

– В бабушкину сумку положил. Только что. Бабушка с ней уехала!

Мама полуобернулась к нам. Я спиной почувствовал, как вздрогнул струхнувший не на шутку Гном.

Некоторое время мама смотрела на нас, переводя взгляд с Гнома на меня и назад, а потом громко расхохоталась.

– У нее разрыв сердца случится! – твердила мама; по ее щекам, раскрасневшимся от пара, струились слезы.

Я облегченно вздохнул. Гном тоже почуял, что приговор отменяется, и возник в дверном проеме целиком, отплясывая дурацкий танец. Это означало, что мой братец мнит себя самым ушлым парнем во вселенной.

– У нее разрыв сердца случится! – повторила мама, утирая глаза полотенцем.

И тут она осознала истинный смысл своих слов. Вспомнила о жирном гуляше, о том, что бабушка страдает гипертонией и панически боится любых животных. Сообразила, что ключи от дома бабушка всегда кладет не в сумочку, а в карман плаща; следовательно, она наверняка полезет в сумочку только после папиного отъезда – когда ей понадобится крем. И поняла, что своими словами про разрыв сердца невольно могла накаркать беду.

Когда мама помчалась в гостиную, Гном вообразил, что она гонится за ним, и бросился наутек.

Мама начала звонить по телефону: набирала номер и чуть выждав, опускала трубку на рычаг. Снова набирала, и все повторялось по новой. Она надеялась, что бабушка услышит звонок, как только войдет в дом, и возьмет трубку, не успев заглянуть в сумочку.

Гном удрал в неизвестном направлении.

После долгих поисков я обнаружил его на задворках участка. Он втиснулся между деревом и забором. Гном нервно пыхтел и отказывался покидать убежище, пока мама не явилась к нему с белым флагом и во второй раз за его короткую жизнь не поклялась помиловать.

Больница находилась в нескольких кварталах от бабушкиного дома, в старом, но ухоженном здании на перекрестке. Собственно, это была не больница, а «частная клиника», как сказал папа.

– В больницах всех лечат бесплатно, – объяснял папа, запыхавшись, пока мы поднимались по лестнице, перескакивая через ступеньки. – А это частная клиника. Только для избранных. Если придешь сюда лечиться от насморка, тебе голову отрубят и назад пришьют.

Это выражение привело бы Гнома в полный восторг, если бы он не спал на руках у папы.

Отделение экстренной помощи находилось в левом крыле. Это было тесное, загроможденное помещение. Куча ожидающих своей очереди пациентов (мне запомнился мужчина в серой рубашке и окровавленное полотенце, которым была обмотана его рука), стальные стойки для капельниц, ящики с перевязочными материалами, какие-то таинственные агрегаты и толстые медсестры, с неприветливым видом ходившие туда-сюда.

Бабушка лежала на кушетке в глубине зала. Блузка у нее была расстегнута, непристойно обнажая лифчик. Бабушка была подключена к капельнице и целой куче приборов, которые регулярно мигали цветными огоньками и попискивали. Кроме того, в нос ей ввели зонд) – видимо, чтобы она через него дышала. Но дышала бабушка открытым ртом. Почти что хрипела.

С ее прической что-то стряслось. Объем, форма, искусственный блеск – все оставалось прежним, но выглядело как-то несуразно. Казалось, верхнюю половину бабушкиного черепа сдвинули на несколько градусов вбок, скрыв одно ухо и обнажив другое.

– Зачем вы здесь? – спросила бабушка, увидев нас.

Я развернулся и устремился было к выходу, но папа, ухватив меня за шкирку, притянул к себе.

Проигнорировав вопрос-упрек, мама взяла бабушку за руку:

– Что тебе сказал врач?

– Одни глупости. Врачи всегда так. «Успокойтесь, сеньора. Состояние у вас стабильное, сеньора. Мы ничего не будем знать, пока что-нибудь не узнаем, сеньора». Не понимаю я их. Уж поставили бы мне сразу кардиостимулятор. И выпустили бы отсюда, в конце концов.

Мы восстановили приблизительную последовательность событий: папа довез бабушку до ворот ее дома, проследил, что она благополучно попала внутрь, развернулся и уехал. Бабушка вошла в дом через гараж, зашла на кухню, намереваясь выпить чашечку чая с медом, и тут услышала, что на другом конце дома звонит телефон. «Кто это названивает так поздно?» – задумалась бабушка. Пошла в спальню, где стоял аппарат, а поскольку сумочка все еще висела у нее на плече, решила по дороге снять накладные ресницы. Отлепить и убрать в футляр.

Футляр лежал в сумочке.

Когда мама, в стотысячный раз набрав бабушкин номер, услышала короткие гудки, она поняла: случилось худшее. Еще несколько раз, наудачу, набрала номер, а нас выслала на улицу, чтобы мы ее предупредили как только издали послышится рев «ситроена». Когда папа вернулся, она заставила его пустить ее за руль, пошвыряла нас в машину, как мешки с картошкой, и помчала к бабушкиному дому.

К счастью, ночью в воскресенье пробок не было. Об этом ралли скажу лишь одно: был момент, когда мне почудилось, что кузов вот-вот развалится и мы покатим дальше на оголенном шасси.

У мамы были запасные ключи от бабушкиного дома. Влетев в дверь пулей, она увидела, что свет горит, сумочка валяется на полу, телефонная трубка болтается на проводе, а орудие преступления – зеленое, одеревенелое – лежит на ковре. Поскольку сама бабушка исчезла бесследно, мама предположила, что та покинула дом самостоятельно, и наудачу сунулась в частную клинику, где вся семья лечилась еще в те времена, когда дедушка был жив.

Как рассказал Нестор, «водитель, которому можно все доверить» (о его добродетелях уже было сказано выше), бабушка позвонила ему и в двух словах объяснила ситуацию. (Закончив разговор, она то ли не смогла, то ли не пожелала положить трубку на рычаг; этим и объяснялись короткие гудки.) Нестор немедленно поспешил на помощь. Когда он подъехал, бабушка уже ожидала у дверей. Опираясь на руку Нестора, она вошла в приемный покой и начала барабанить по стойке регистратора, со своей обычной экспансивностью выкрикивая: «Эй, вы, шевелитесь! Имейте совесть! У меня разрыв сердца!»