Елена Бажина - В часу одиннадцатом

Она вернулась тогда со встречи со своими однокурсниками. Она пришла, Александр ждал, сидя на кухне, но не стал заниматься ужином, как это бывало раньше, потому что не мужское это дело. Она удивилась, увидев его, но не подала виду. И она сказала тогда: “Надо предупреждать. Звонить хотя бы”. “Поехали к батюшке, — с ходу сказал Александр, — тебе надо покаяться. Тебе надо исповедоваться и причаститься. Иначе мы не сможем больше видеться”.

В квартире было холодно. Она спросила, будет ли он есть, и Александр сказал, что будет, если найдется что-нибудь без мяса. Она с удивлением заметила, что мясо сейчас вообще-то редкость, но суп из каких-то консервов, похожих на мясные, например, есть. Александр сказал, что не будет, потому что от мяса происходят страсти. “Ну, это для монахов, — заметила она с усмешкой, — ты что, уже в монахи записался? Тогда зачем пришел?”

Да, именно так я спросила, подтвердит она, потому что к тому времени ты для меня стал уходить в прошлое. Впрочем, мне казалось, что, может быть, что-то изменится в твоем отношении ко мне. Твое отношение ко мне из привычного живого стало каким-то формальным, словно ты общался со мной в соответствии с инструкцией, предписанной тебе твоим новым начальством. И это было дико для меня. Я не думала, что религия может превратить человека в деспота, я не привыкла видеть тебя таким…

Потом, словно стараясь смягчить напряженность, она спросила, чем он сейчас занимается. Александр ответил, что занимается всякими практическими делами: раньше ремонтировал квартиру и забор, сейчас помогает своему духовному наставнику в других делах…

Она заварила чай, продолжая расспрашивать.

— Значит, ты послушник? Твое послушание полное и беспрекословное? Надеюсь, деньги тебе платят за работу? Там понимают твой интерес к античному искусству?

— Послушание есть у каждого человека, — спокойно сказал он. — Послушание Бог дает.

— А ты не спутаешь послушание от Бога с произволом от человека?..

— Как ты можешь так говорить? Послушание открывает Бог через людей, через наставников. Мне поручил Матвей, а ему отец Афанасий, а тому открыл Бог.

— А ты уверен в надежности связи отца Афанасия с Богом?..

— Зачем ты так говоришь? Что ты в этом понимаешь?

— Что понимаю? Ты уже забросил кандидатскую. Неужели ты так легко смог отказаться от всего?..

— Сначала надо научиться делать простые дела, а уж потом идти в науку, — уверенно повторил Александр слова Матвея, сказанные ему еще в начале знакомства.

— Может быть и так, — продолжила она, — только этих дел может оказаться много, а твоя жизнь одна… И почему ты решил, что то, другое, не от Бога?..

Александр постарался не придавать значения этим словам. Зачем она говорила их? Это бесполезно, потому что он уже определился с некоторыми новыми принципами жизни, и разговор с батюшкой об отношении к прежней профессии не прошел даром. Нет, меня не столкнешь с пути истины, подумал он, ты ведь ничего в этом не понимаешь, потому что не прошла еще и десятой доли того пути жизни, который уже прошел я.

Александр сказал, что предыдущий разговор оказался не вполне удачным, и они, скорее всего, не поняли друг друга. Он предложил ей познакомиться с Матвеем. Она только усмехнулась в ответ на это, сказав, что Матвей Семенович, судя по рассказам Александра, подражает во всем отцу Афанасию, хочет быть таким же, как он, в центре внимания и почета, чтобы все приходили к нему как к жрецу…

Чтобы прекратить этот бессмысленный поток оскорблений в адрес своего духовника, Александр сказал, что печется о душе ее. Что не хочет, чтобы душа ее попала в вечный огонь, где будут гореть грешники. Он говорил, что если она не убоится Бога — а ведь начало премудрости страх Господень — то погибнет, и на Страшном суде ей нечего будет ответить. Он говорил, что она не сможет отпереться на Страшном суде, будто не знала, что будет Страшный суд. Там, на Страшном суде, спросят, почему ты не сделала того-то и того-то, и ты не сможешь сказать “я не знала”. Потому что там, на Страшном суде, тебе напомнят, что я приходил к тебе и говорил все это, вот сегодня, зимним вечером девяностого года, я как посланник неба пришел к тебе и рассказал все, что будет потом, произнес Александр. Еще он хотел сказать ей про одиннадцатый час времен, последний час земной истории и призвания избранных, когда надо торопиться, но решил, что она не сумеет понять таких глубоких духовных мыслей.

— Извини, — перебила она. — У меня завтра с утра дежурство. А потом занятия. А ты говоришь как заведенный, как машина, как зомби.

— Тебя беспокоят хлопоты житейские, — продолжил Александр, — а это тоже верный путь к погибели.

И стал пересказывать притчу про то, как вышел сеятель сеять. И вот упало семя в почву, но выросло терние и заглушило его. Вот это про тебя, заметил он.

— У меня завтра дежурство, — повторила она еще более раздраженно. — А то, что ты говоришь, я уже слышала. Ты подражаешь им во всем, ты потерял свою индивидуальность, ты даже бороду отпустил, как они, и говоришь с интонацией, какой у тебя раньше не было.

Он возмутился, что она прервала его, когда он цитировал Евангелие.

А потом, ощутив, что постепенно уходит доброжелательная тональность разговора, он сказал ей, о чем думает. Он признался, что хочет стать священником. А для этого нужно либо жениться, либо принять монашество. Если она останется с ним, возможно, через какое-то время он примет священный сан.

— Священник? — она слегка улыбнулась, и он постарался не заметить ее улыбки. — Ты захотел стать священником! Разве ты не знаешь, кто становится священником в наше время?..

Она на короткое время замолчала, словно собираясь с мыслями, а он напряженно ждал ее ответа. Она сделала глоток из знакомой ему чашки в красный горошек и продолжила уже спокойнее:

— Конечно, есть священники по призванию… Но их немного. А по большей части в священники идут люди, которые не смогли состояться в других областях жизни.

А потом она стала рассказывать, как в каком-то храме на нее накричали бабки, мелкие служки за то, что она взяла свечу левой рукой, а не правой, как, оказывается, нужно делать, о чем она понятия не имела. Она вспомнила историю, когда панихиду по отцу ее подруги служил “пьяный поп”. “Ни в одном храме тебя не встретят с радостью, — резюмировала она, — в лучшем случае на тебя будут смотреть так, как будто ты чем-то виноват перед ними”. Потом она сказала: как только кто-то из круга ее знакомых становится священником, с ним становится невозможно общаться, он превращается в надменного сановника, забывшего человеческий язык. Кроме того — он становится ограниченным, зауженным…

Александр решил, что она говорит это от обиды на него. “Если ты веришь, это не имеет никакого значения, — сказал он. — Ты просто ищешь повод, чтобы не ходить в церковь. Всегда можно найти, к чему придраться”.