Ричард Райт - Черный

— Все может быть, — сказал он и многозначительно умолк. Потом закурил. — Ты Гаррисона знаешь?

Гаррисон был парнишка-негр моих лет, работал он через дорогу, и конкурирующей оптической мастерской. Мы с ним здоровались, иной раз остановимся на минуту поболтать, но ссориться — такого у нас сроду не было.

— Да, сэр, знаю.

— Так вот, остерегайся его, — сказал мистер Олин. — У него на тебя зуб.

— На меня? Почему?

— Прямо трясется, когда твое имя слышит. Что ты ему сделал?

Я забыл про линзы и не отрывал глаз от мистера Олина, стараясь его понять. Неужели это правда? Я не верил ни Олину, ни Гаррисону. Негры на Юге, имевшие работу, обычно были преданы своим белым хозяевам, понимая, что преданность — лучшее средство сохранить работу. Может быть, Гаррисон боится, что я мечу на его место? Кто мне друг — белый или негр?

— Ничего я ему не делал, — сказал я.

— Все равно остерегайся этого черномазого, — сказал мистер Один тихо и доверительно. — Недавно я вышел купить кока-колы, гляжу — у подъезда Гаррисон поджидает тебя с ножом. Спросил меня, когда ты спустишься. Я, говорит, с ним разделаюсь. Ты вроде как-то нехорошо обозвал его? Смотри, нам здесь не нужны драки и кровь.

Я все еще не верил белому, но подумал, что, может, Гаррисон действительно обиделся на меня за что-то.

— Надо мне с ним поговорить, — подумал я вслух.

— Нет, лучше не надо, — сказал мистер Олин. — Давай кто-нибудь из нас, белых, с ним поговорит.

— Да с чего все началось? — спросил я, веря и не веря.

— Просто он сказал мне, что проучит тебя, и уже наточил нож. Но ты не волнуйся, предоставь все мне.

Мистер Олин похлопал меня по плечу и пошел к своему станку. Я всегда уважал его, он был мастер — большое начальство, он мог приказать мне все что угодно. Зачем бы ему шутить со мной? Белые редко шутят с неграми. Значит, то, что он сказал, правда. Я расстроился. Мы, негры, работали с утра до ночи за несколько жалких грошей и потому были злые и всюду видели подвох. Может, Гаррисону и в самом деле что-то взбрело в его сумасшедшую башку. Есть я уже больше не хотел. Надо что-то делать. Белый нарушил лад между мной и миром, которого я добивался с таким трудом, пока он не восстановится, я не буду чувствовать себя в безопасности. Да, я пойду к Гаррисону и открыто спрошу, в чем дело, что я такого сказал, почему он обиделся. Гаррисон, как и я, черный; не буду обращать внимания на предостережение белого и поговорю напрямик с парнем того же цвета кожи, что у меня.

В обед я перешел улицу, вошел в подъезд и разыскал Гаррисона — он сидел на ящике в подвале, ел бутерброд и читал дешевый журнал. При виде меня он сунул руку в карман, блеснул его холодный, настороженный взгляд.

— Слушай, Гаррисон, что происходит? — спросил я, остановившись на всякий случай поодаль. Он посмотрел на меня долгим взглядом, но не ответил. — Я же тебе ничего не сделал, — продолжал я.

— И я тебе ничего, — пробормотал он, не сводя с меня глаз. — Я никого не трогаю.

— Но мистер Олин говорит, ты был утром возле мастерской, искал меня, и у тебя был нож.

— Да нет, — ответил он, и в голосе его послышалось облегчение. — Я вообще сегодня не подходил к вашей мастерской.

Теперь он не смотрел на меня.

— Зачем же мистер Олин наговорил мне все это? Я на тебя не злюсь.

— Я думал, что ты хочешь пырнуть меня ножом, — стал объяснять Гаррисон. — Мистер Олин пришел к нам утром и говорит, что ты собираешься убить меня, как увидишь, так и убьешь. Дескать, я тебя смертельно обидел. Только я ничего плохого про тебя не говорил. — Он встал, все еще не глядя на меня.

— И я про тебя ничего не говорил.

Наконец он взглянул на меня, и мне стало легче. Мы, два черных парня, работавшие за десять долларов в неделю, стояли друг против друга и думали, зачем было белому морочить нас, спрашивали себя, можем ли мы верить друг другу.

— Ну зачем все-таки мистер Олин сказал, что ты приготовил нож? спросил я.

Гаррисон опустил голову и положил бутерброд на ящик.

— Я… я… — он вытащил из кармана длинную блестящую финку, она уже была открыта. — Я ждал, что будешь делать ты…

Ноги у меня стали ватные, я прислонился к стене, не сводя глаз со стального лезвия.

— Ты хотел меня зарезать? — спросил я.

— Не ждать же, пока ты зарежешь меня. Мне моя жизнь дорога.

— Ты за что-то на меня злишься? — спросил я.

— С чего ты взял, ни на кого я не злюсь, — смущенно пробормотал Гаррисон.

Я почувствовал, что был на волосок от смерти. Стоило мне подойти поближе к Гаррисону, и он подумал бы, что я собираюсь его убить, и всадил бы в меня нож. Но эка важность — один негр убил другого!

— Слушай, — сказал я. — Не верь ты этому Олину.

— Теперь-то я понял, — ответил Гаррисон. — Он хочет стравить нас.

— Хочет, чтобы мы просто так, за здорово живешь убили друг друга.

— Зачем это ему? — спросил Гаррисон.

Я покачал головой. Гаррисон сел, все еще поигрывая ножом. Я засомневался. Может, он и вправду злится? Может, ждет, когда я отвернусь, и всадит мне нож в спину? Вот мука-то!

— Белым забава смотреть, как негры дерутся, — сказал я, выжимая из себя улыбку.

— Но ты же мог меня убить, — сказал Гаррисон.

— Для белых мы вроде собак, — сказал я.

— Я и не думал тебя убивать, — сказал Гаррисон.

— И я не думал убивать тебя, — сказал я.

Так мы разговаривали, стоя на безопасном расстоянии друг от друга, и в конце концов решили никому не говорить о нашей встрече. Пусть мистер Олин не знает, что нам известно, что он хотел втравить нас в драку. Даже если он на этом не успокоится, мы не будем обращать на его слова внимания. В час дня, когда я вернулся на фабрику, мистер Один поджидал меня. Вид у него был важный, лицо озабоченное.

— Видел Гаррисона? — спросил он.

— Нет, сэр, — солгал я.

— Смотри, он подкарауливает тебя с ножом.

Меня душила ненависть, но я и бровью не повел.

— Ты нож купил? — спросил он.

— Нет, сэр, — ответил я.

— Хочешь, возьми мой, — сказал он. — Тебе придется защищаться.

— Не надо, сэр. Я не боюсь.

— Какой же ты дурак, черномазый, — прошипел он. — Я-то думал, у тебя есть хоть капля соображения! А ты ждешь, пока тот черномазый выпустит тебе кишки. Он-то взял у своего хозяина нож, чтобы пырнуть тебя! Бери мой нож, балда, и кончай валять дурака!

Я боялся взглянуть на него; если бы я взглянул ему в глаза, мне пришлось бы сказать ему, чтобы он оставил меня в покое, что я понял его замысел, что никакой он мне не друг и, если меня зарежут, он просто посмеется. Но ничего этого я ему не сказал. Он был мастер и мог выгнать меня, если я ему не угожу. Он положил открытый нож на табуретку. Нож был совсем рядом, и я почувствовал непреодолимое желание схватить его и вонзить Олину в грудь. Но я этого не сделал. Я просто взял нож и положил себе в карман.