Николай Гарин - Таежная богиня

— А как же! Я уже говорил, что у них все свято, все в легендах. Если ты имеешь в виду вообще Полярный Урал, то изволь. Опять же, насколько я помню, — Виктор привстал, глянул на часы и, присвистнув, все же продолжил, — Пэ-мал Хада, или Старуха Края Гор, — покровительница рождения оленят и детей. Так вот, одна из легенд гласит, что Пэ-мал Хада однажды “ушла в камень”, остановив на Полярном Урале свой аргиш, то есть караван. Есть такая гора немного севернее нас, Малый Минисей, или Хадам-пэ — Старухи Камень. Это ее чум, стало быть. А рядом с ним Константинов Камень, или Нутос-пэ — Нарты Камень, то есть подпирающая чум нарта. И Большой Минисей, Хабтэя-пэ, — Олень-Камень, это что-то вроде передового оленя упряжки. — Виктор резво встал и взялся за рюкзак. — Ну, все, Столица, пять минут пересидели по твоей милости.

— Слушай, а откуда ты все это знаешь? — уже с некоторым восхищением Никита смотрел на Виктора.

— Походишь с мое, наслушаешься, насмотришься, все эти легенды сами в тебя влезут. Все, пошли, пошли.

Грохот, похожий на далекий бесконечный гром, послышался сразу, когда они свернули в узкое, почти с отвесными стенами ущелье. Стало темно и пасмурно. Речушка, весело прыгающая по дну горного разлома, несла на себе белоснежные облака пены.

— Сухой водопад, — оглянувшись, проговорил Виктор и стал подниматься вверх по ущелью.

“Интересно, что за сухой водопад?” — размышлял Никита, перебираясь с одного каменного “чемодана” на другой. Дно тесного ущелья было завалено огромными каменными глыбами. Часто речушка терялась под этими камнями, и ее было едва слышно. Зато все громче давал о себе знать рокот, идущий сверху. Никита почувствовал, как земля дрожит под ногами. В ущелье стало еще темнее, точно наступил поздний вечер.

Водопад, едва они обошли изгиб ущелья, хлестанул обоих волной мельчайших брызг и лишь затем дал себя рассмотреть. Задрав голову кверху, Никита замер. Прямо с неба лился хрустальный поток. Он ревел, перекатывая камни, в бешенстве пенился, но быстро терял силу и чуть ниже по течению тек тихо.

— Вот это да! — вырвалось у Никиты.

— Это еще не все, — перекрикивая грохот водопада, ответил Виктор. — Топай за мной.

Когда они приблизились к водопаду вплотную, оказалось, что за лавиной воды помещается обширная ниша, причем достаточно сухая. Получалось, что пройти через речку можно посуху, то есть под ней, или под водопадом. Отсюда было и название водопада — “сухой”. Оказавшись в нише, Никита смотрел на стену скользящей воды, и его голова начала кружиться.

— Ну, что, Столица, не зря сделали крюк, а? — в самое ухо прокричал Виктор и показал глазами на выход.

— Не зря, — ответил Никита гораздо позже, когда грохот и сырость остались позади. Они стали подниматься дальше по ущелью. Дикий рокот, мощь и бешенство — все, что творилось внизу — начиналось здесь, в тихом овальном озерце с зеркальной поверхностью живого самоцвета, обрамленного отвесными скалами.

— Слушай, Виктор, это надо писать! — воскликнул Никита. — Ты посмотри, какое отражение, посмотри, как остановился воздух, свет, мгновенье! Это же волшебство!

— Да, неплохо, — до обидного буднично ответил Виктор. — Таков почти весь Урал. Если все его красоты снимать, во-первых, жизни не хватит, а во-вторых, фотопленок. Я первое время много снимал на “ФЭД”, потом купил “Зоркий”, теперь вот “Зенит”, — Шатун положил ладонь на фотоаппарат, висящий на груди. — Нынче брал с собой тридцать пленок, и все давно закончились. Да дома непроявленных более двух сотен.

Преодолев небольшой перевал, Виктор с Никитой вышли в широкую долину, залитую медовым светом наступившего вечера.

— Опаньки, а вон и наш привал! — воскликнул Виктор после долгого обозрения долины с помощью половинки военного бинокля. — Вон смотри, видишь вершину ступенчатую, левее, левее, видишь, нет?

— Вижу.

— А под ней озеро-блюдечко и два светлых конуса? А справа, километрах в трех, стадо.

— Ну!

— Я так думаю, что это Андрей Окотетто стоит. Вот у него и заночуем.

До озера шли часа два. Стойбище встретило лаем собак и табунком ребятишек, высыпавших встречать нежданных гостей. Виктора здесь знали все, даже самые маленькие подходили к нему и здоровались по-свойски. На Никиту, особенно на его желтый этюдник, смотрели с удивлением.

— Это художник из Москвы, — представил Виктор Никиту вышедшим навстречу мужчинам.

После длинного обильного застолья и долгих разговоров Никита уснул.

На следующий день, пройдя километров десять, Виктор неожиданно остановился и, подождав, пока Никита с ним поравняется, кивнул на солнце.

— Вот тебе и предсказание маленького шамана.

Никита глянул вверх. Вокруг солнца светилось яркое кольцо.

— К непогоде?

— К ней, Столица, к ней. Видишь, Толян оказался прав. Если поднажмем, успеем добраться до вагончика геологов, там и переночуем.

Вагончик возник неожиданно на развилке едва заметной дороги. Это было небольшое скособоченное сооружение на санях, сваренных из металлических труб. Один из углов вагончика был разворочен, и из него клочками торчала стекловата, чернели ржавые части конструкции. Дыра была настолько большой, что через нее можно было войти не нагибаясь.

— Вот уроды! Три года стоял, никому не мешал! — Виктор зло сплюнул и стал снимать рюкзак. — Ладно, давай посмотрим, что они внутри еще натворили.

Внутри вандализма было не меньше. Огромная железная печь делила пространство на две равные части. Печь-то была, но труба отсутствовала. Широченные, затертые мазутом лежанки вдоль стен, длиннющий, изрезанный ножами стол между ними и маленькое оконце в торце вагончика — вот и вся обстановка одной его половины. Во второй же половине, где была снесена часть угла, не было даже пола. Все, что могло гореть, было сожжено. Раздражала дыра в полу, напоминающая какую-то странную, уродливую фигуру. Куда ни повернись, эта фигура так и лезла в глаза. Кроме того, из дыры изрядно тянуло вечерней свежестью.

— Ладно, не зима, — прогудел Виктор и стал отдирать остатки вагонки для костерка. Другого выхода не было — в обозримой округе не было ни деревца, ни кустика, ни даже травы — одни камни.

Никита, сбросив с себя ненавистную сумку и осточертевший этюдник, повалился на ближайшую лавку. Ему казалось, что за второй день пути он устал больше. Да и прошли, судя по скорости, довольно много. Оставался, по словам Виктора, один переход до долгожданного Хальмер-Ю.

Костер Виктор решил распалить во второй половине вагончика, на металлических листах днища. При открытых дверях дым должен был выдуваться, как предполагал Виктор. Однако когда костерок разгорелся, то дым стал заволакивать все пространство балка. Нужно было либо сидеть на полу, либо лежать на лавках, а если ходить, то сильно пригнувшись.