Лев Сокольников - Прогулки с бесом, или Gott mit uns!

— Зло от них было в миллионы раз большим, чем благодеяния!

— Всё правильно, всё верно, а всё же память о такой мелочи остаётся, не поддаётся стиранию. В чём дело?

— У человека заложена вера в то, что и у врага может быть что-то человеческое. Только до "человеческого" нужно добраться.

Как уничтожить память о Локотском округе на Брянщине? Сто двадцать тысяч человек заявили немцам, врагам и захватчикам, что желают жить без советской власти, по своим соображениям и гарантируют им лояльность.

— Gut, живите! Вмешиваться не станем — и ведь держали слово, сволочи!

— Локотский округ оставил за собой право войти в историю двумя путями: первый и основной — как самый большой по числу "предателей советской власти": сто двадцать тысяч в одном месте!

— А детей в "предателями" вписали? Если "да", то с какого возраста вменялось обвинении по "предательство"?

— С пяти. Продолжу: Локотский округ входит в Историю и другой дорогой: за "измену и предательство власти рабочих и крестьян" сто двадцать тысяч предателей "мужска" и "женска" пола были уничтожены "победившей советской властью". Испытанным, проверенным способом. Привычно и стандартно, "красиво и элегантно"

В одной деревне нашей области, зимой всё происходило, проходящий немецкий обоз с реквизированным продовольствием, (аборигенам было не привыкать к реквизициям), оставил обитателям крайней избы выбившуюся из сил немецкую лошадь, если лошадям позволить иметь национальность.

Жители деревни, кто помнил прежние советские "продразвёрстки", утверждали, что немецкие "экспроприации" были мягче "отечественных". Но это явно "вражеские заявления" и придавать им особое значение не следует. Вернёмся к лошади.

Почему враги отдали военное имущество просто так, за danke scheen — непонятно: для немцев это было нарушением "орднунга"? Что за "стих" на них напал? Как и почему лошадь превратилась в ненадобность? Почему бы ни пристрелить животину по двум соображениям:

а) чтобы она не досталась этим русским!

б) пустить её на мясо? Конина вполне съедобна, и когда немецкое изобретение, как колбаса, попало на Русь, то в лучшие сорта колбас стали добавлять конину. Имел удовольствие вкусить зимой 41 года мяса благородного животного. Нормальное мясо, но с особым вкусом. У каждого животного, которое мы едим — свой вкус. Как и характер у каждого из нас.

Странное поведение оккупантов! Ни у кого из них не поднялась рука пустить пулю в животное, а просто отдали аборигенам — и всё! Опять случай с какими-то явно ненормальными немцами! Немцами другого сорта.

Что делает русский оккупированный крестьянин с неожиданным даром от оккупантов? Делает всё, чтобы поставить на ноги животину!

В "конской" истории нет упоминания о национальной принадлежности подаренной лошади. Возможно, что её "этнос" был западный, немецкий. Как узнать у лошади, какой она национальности? Может, она была и "советской"?

Тогда встаёт вопрос: как она попала к немцам? Море вопросов — и без ответа.

Уход, освобождение от труда, корм и любовь — и к весне в сарае стояло гладкое и сытое создание! Сильное и резвое! Красавец! Вот что могут делать проклятые советские частники… извините, колхозники, со своим добром! Вам бы за колхозным скотом так ухаживать, так нет, эти явные "враги народа" только своё добро и видят! Нет на вас погибели!

Кто были те, кто вернул к жизни брошенную немцами лошадь? Пожалуй, бывшие, "не выявленные советской властью кулаки"! Враги! Любуясь возвращённой к жизни обозной немецкой лошадью, проклятые частники и рассуждали не по-советски:

— Даст Бог, весной посеем что-нибудь с её помощью! Не пропадём!

"Посеяли". Только на Руси исполняется поговорка: "загад не бывает богат"! Всё мечты сбылись: поставленный немцами староста "из своих" следить за порядком в деревне, углядел конскую красоту, когда одуревшие от радости владельцы выводили лошадку на воздух: всякому созданию нужны прогулки. Да и коняка, набравшись сил, рвался из стойла…

Тогда-то "властью, данной ему германскими оккупационными властями" староста реквизировал коня "на нужды германской армии". Если бы так! Старосту понять можно: новые власти поставили его соблюдать их интересы. Оккупанты, враги, чего с них взять!? Это они могут всё взять у покорённых жителей, но не наоборот! Но староста врал: немцам до того коня и дела не было: если они отдали — как забирать обратно!? Это против немецкой морали: "коли отдал — так отдал… ист нихт гут"!

Нужен для "нашей славной истории" столь мелкий эпизод? Нужно всё это помнить? Вроде бы нет, многие истории чести не делают, "умаляют достоинство советского человека". Подобные вредные истории следует "затирать" в памяти, но почему-то они не хотят забываться… Сходство с "переписью истории".

— Не хочешь писать истории сомнительного качества? Могу помочь.

— Как?

— В другой деревне, не в той, где в военные годы случилась история с подаренной врагами лошадью, изготовляют удивительный самогон: сто граммов удивительного напитка очищают память от ненужного. Много сходства с частичной амнезией. Техника "стирания" проста: если вспомнилось что-то гнусное, неприятное, позорное, вызывающее "жгучее чувство стыда", то немедля наполни стопку чудесным напитком, зажмурься и выпей "одним духом"! И не закусывать! Отсутствие закуски — первое условие волшебного действия самогона. Ales, всё, конец, память никогда не возвратится к позорному эпизоду в твоей биографии, сгинет факт, будто его никогда и не было! Жизнь продолжится спокойно и без душевных смятений! Ничто ужасное и тяжёлое из прошлого не будет сверлить мозг стыдом!

— Теперь понятно: когда мы пьём, то пытаемся стереть гнусные эпизоды жизни? Вывод: "чем больше пьющих — тем больше гнусностей". Так?

— Так. Но самогон не совершенен, от него происходит стирание только отдельных эпизодов. И характер самого пьющего чудесный напиток не меняет. Напиток не даёт гарантий, что "лечащийся" не совершит нового, более гнусного и отвратного поступка. Это основной минус чудо-самогона.

— Хочешь сказать, что если всё вернётся "на круги своя", то нынешний губернатор опять станет секретарём обкома?

— Это и хотел сказать…

— Мечтаю приобрести хотя бы четвертинку "эликсира забвения"…

— Что хотел бы "стереть"?

— День, когда ты вселился в меня и усадил перед экраном отработавшего два срока стеклянного монитора!

— Считаешь тот "день и час" ужасными?

— Да!

Упомянутый бесом волшебный самогон — не первый в истории хмельных напитков с такими качествами. О "напитке забвения" сказано другим писателем, и с талантом, во много раз большим, чем у беса и у меня вместе взятых. Повторяюсь.

Есть и основания для гордости: "Напиток забвения" изобрели не в нашей губернии, а в соседней, где "потребление крепкого алкоголя на душу населения" выше, чем у нас. К идее "эликсира забвения" соседи пришли самостоятельно, не читая "Рип Ван Винкль" Вашингтона Ирвинга.