Лев Сокольников - Саркофаг

— Мест нет! — но "жаждущие" будут идти на любые траты, чтобы попасть в рай!

Остановись! Не нужно рассказывать о том месте никому! Не отдавай сказку первому встречному, не разбрасывайся ею! Добро будет, если ещё кто-то очаруется твоей сказкой, а если нет!? Посмотрит на красоту пустыми глазами и ничего в бору твоём, кроме древесины, не увидит!?

Не-е-е-т, пожалуй, не стану выдавать волшебное место расположения МОЕЙ сказки, не отдам её: вдруг, в самом деле, кто-то из очень богатых купит то место!? И устроит там новый "курщавель"!? Русскую Швейцарию превратит в простую Швейцарию!? всего лишь только в "Швейцарию"!? Тогда конец моей сказке!? Жители селения станут хорошо кормиться на туристах, но сказка-то сгинет! Как быть!? Рвётся сердце…

Попутно о дорогах наших: Россию с давних пор поносят за плохие дороги. И за дураков. Но только в одной России есть удивительные места, куда следует появляться не на скоростном и комфортном транспорте, а ногами. В лаптях. Или босиком… по прогретой июльским солнцем хвое…

Дома в том селении деревянные. Когда впервые там появился, то у меня случился "шок восторга". "Шоки" бывают не только от ужасов.

Глава 29. Продолжение "полетов"

Первое "пике".

"Отгремело лето песней недопетой…" и пришла осень. Раскисшие от дождей грунтовки, по которым приходилось перемещаться из селения в селение, особо не огорчали: они были не первыми в жизни моей. Доля такая: дорожная грязь нас сопровождает от рождения до смерти.

"Не нужн-а-а печа-а-а-а-лить-ся, вся жизнь впереди

Надейся и жди…" —

Подлой, "призывающей" и усыпляющей этой музыкальной пакости тогда ещё не существовало, без неё обходились, понимали и без песенных советов: печалься, сколько влезет, но можешь и не печалиться. В этом вопросе у нас была полная "свобода выбора".

Нужно ли говорить, что моя, крайне непроизводительная работа на "ниве культуры" вывела районное начальство из равновесия? И выйдя из такового, оно отдало меня на растерзание комсомольской организации? Да, я был комсомольцем, и оказался в блудливой организации, обучаясь в седьмом классе. Не только пятьдесят первый год мог гордиться лозунгом "все, как один….!", лозунг был постоянным и основным в нашей, советской жизни. И тогда, в школу, видимо, пришла "разнарядка свыше" на изготовление комсомольцев по рецепту: "больше — тем лучше!" Царило время, когда "вся страна" без призыва "руководящей и направляющей", самостоятельно, согласно только своему внутреннему "компасу", ничего не хотели делать. Хотя нет, забыл упомянуть единственное наше занятие, кое мы делали с удовольствием: "праздновали" Не важно, что нам было "праздновать" Как мы пели: "трудовые будни — праздники для нас!"

Вот и тогда в школе был произведён "охватить комсомолом" глупых школяров. Пусть и глупое, плёвое, но "впечатляющее" дело:

— Ряды комсомола растут! — "в массовом приёме в ряды комсомола" было очень много сходства с чужим "фольксштурмом" Да, но "фольксштурм" был чужим и вражеским, а комсомол — вот он, "свой, родной и надёжный в доску"!

Так я и оказался в организации с названием "комсомол". При вступлении в организацию никто не "копал до седьмого колена" мою родословную, не интересовался прошлым. Организаторы "акции", пожалуй, спешили с "отчётностью по привлечению", не до проверок было. А если бы потрудились заглянуть в мою родословную, в отцовскую, то у "вербовщиков", думаю, вмиг бы пропал аппетит на моё привлечение в "ряды помощников партии" Тогда я молчал не потому, что мне хотелось в "комсомоле проявить себя в поддержке партии коммунистов", молчал я по своей привычке молчать, когда не спрашивают.

От своих поговорок деться некуда, преследуют они нас: "сколько верёвочка не вейся…" — после "внушения" от начальства за "невыполнение месячных планов по сбору", я был призван "секретуткой" комсомольской организации на предмет выяснения:

— Уплаты членских взносов!

Собрание состояло из пяти человек, я был шестым. Началось сборище с оглашения идеи о том, что "есть такие товарищи, коим комсомольская организация не нужна!" — я немедленно согласился с "секретуткой" Моё согласие в том, что комсомольская организация вроде бы мне в самом деле ни к чему, расценилось секретаршей ещё быстрее, и ничего хорошего к моему "портрету" не добавило. Ещё через минуту лёгкой словесной перепалки без "перехода на личности" собрание "товарищей по партии" пришло к выводу:

— Дать ему время на исправление! — было и такое мнение, но я не согласился и попросил:

— Исключите! — до сих пор понять не могу членов собрания: почему не было возмущённых криков от "товарищей" "что он говорит"!? Видел ясно, что присутствующие "вершители моей судьбы" и сами были не против каким-либо способом избавиться от комсомола, но молчали о "заветных" желаниях.

Меня исключили. Потребовали сдать "святыню" — билет, но я его потерял, чем вызвал дополнительный "гнев" от "секретутки". "Гнев" не натуральный, деланный и не впечатлял. А ещё через неделю сдал аппаратуру, получил грошовый расчёт и был направлен в область за ненадобность в районном отделе культуры. Пусть область решает, в какой район меня направлять на дальнейшую отработку долгов за учёбу на курсах.

И тогда, "для начала", появились нехорошие мысли в сторону пока что только "товарищей" из районного отдела культуры: "вы, командирские суки, когда загоняли меня в нищий "приход", верили в то, что я выполню "план по сбору"!? Ведь на том маршруте я был не первым, на этом маршруте у вас никто "план по сбору" не выполнял! Знали, что "сделать план" на маршруте — невозможное дело, и всё же "ставили к стенке"!?! А если знали, чего лицемерили? В сёлах моего маршрута нужно было показывать людям киношку только за кормёжку и ночлег! И при этом говорить им "большое вам спасибо, люди!" А вы, сучьи советские морды, мечтали получить от них ещё и денег! Жрали плоды их трудов и мечтали за "правдивые советские фильмы" получать "полновесные рубли"! — это были всего лишь тайные мысли потомка коллаборациониста, но вполне пригодные для того, что бы за них "прищемить хвост" потомку вражеского прислужника. Мысли были настоящие, "враждебные социалистическому строю", не совсем полноценные, но они появились! Удивляло: враждебные мысли в меня никто со стороны не "засевал", о вражеской радиостанции с названием "Свобода" и об остальных "голосах", вещавших на меня, тогда ничего не знал! Оставалось единственное: соглашаться без возражений с заявлением неизвестного лично мне, но "большого политического деятеля": "бытие определяет сознание". Пожалуй, только от этой формулы и рождались "враждебные социалистическому строю" мысли. Иных причин не было.

Только сегодня понял свою прошлую неправоту: не могло руководство районного отдела культуры сказать так: