Грэм Грин - Капитан и Враг

– А после этого они обратятся в полицию. Украден мальчик. Так и вижу заголовки в газетах.

– Никто его не крал, Лайза. Он добровольно ушел с приятелем своего отца. Плату за учеников школа всегда берет вперед – так станут ли они волноваться? Мы, конечно, последим за газетами недельку-другую – на всякий случай. Ты ведь _не хочешь_ возвращаться в школу, верно, Джим?

– Я лучше останусь здесь, – сказал я, хотя еще и не был в этом уверен, просто так получалось вежливее.

– Вот видишь, Лайза, что я тебе говорил! Теперь он твой с потрохами. Ты стала мамочкой. Настоящей мамочкой, Лайза.

– А где же я его положу? У нас всего одна комната.

– К твоим услугам весь дом – выбирай. Ты же тут сторожиха. У тебя все ключи.

Этот день, начавшийся так скверно в школе, оканчивался для меня, безусловно, в атмосфере волнения и тайны. Мы протопали по всему дому – от подвалов и до мансард. Это было все равно как открытие Африки. Каждая комната, куда мы входили, отперев дверь, хранила свою особую тайну. Капитан, подобно туземцу-носильщику, нес груду одеял. Я вдруг понял, что никогда еще не ходил по целому дому. Моя тетя жила в квартире на втором этаже и сторонилась соседей.

В те дни (не знаю, как теперь) в освободившейся комнате всегда что-то оставляли, чтобы хозяин имел возможность именовать ее «меблированной», и потому я мог выбирать между тремя разными кроватями в трех разных комнатах, грязным диваном в четвертой и большим креслом, в котором вполне можно было спать, но мое внимание было занято не этим, а мелочами, оставшимися от прошлых жильцов, которых выставили отсюда, быть может, даже без предупреждения или которые съехали по собственному желанию. На полу мансарды валялся очень старый, весь рваный номер журнала «Лилипут», и я застрял там, а Капитан и Лайза это заметили.

– Ты хочешь здесь спать? – спросила Лайза.

Но мансарда находилась слишком далеко от подвала, вне всякого контакта с людьми, и я сказал:

– Нет.

– Возьми с собой журнал, если хочешь, – сказал Капитан. – Запомни: кто нашел, тот и хозяин. Это один из основных законов, по которым живет человечество.

Начали мы с самого верха и постепенно шли вниз. В другой комнате на шатком столе лежал линованный блокнот, в котором кто-то вел подсчеты. Я до сих пор помню некоторые из записей, а они уже и тогда казались мне странными: там были, например, булочки по пенни за штуку (а что можно теперь купить за пенни даже при том, что стоимость самого пенни изменилась?). Эти булочки были, видимо, в большей чести у владельца блокнота; а ниже против записи "обед в «Эй-би-си» [недорогое кафе и булочные, принадлежащие компании «Aerated Bread Company» (сокращенно «АВО)] – два шиллинга и три пенса» стояла пометка «Излишество!» с восклицательным знаком. Бросив взгляд на Капитана, я сунул блокнот в карман. Там было много пустых страничек, и я подумал, что они могут мне пригодиться. Я ведь уже лелеял честолюбивые планы стать писателем, в чем не признавался ни своей тетке, ни отцу. Я четырежды перечитал «Копи царя Соломона» и решил, что если когда-либо поеду, как мой отец, в Африку, то буду вести дневник с описанием моих приключений.

– А почему здесь никто не живет? – спросил я моих новых знакомых.

– Хозяева всех отсюда выставили, – сказала Лайза, – потому что хотят сносить дом. А я здесь осталась, чтобы никого не пускать, пока хозяева не получат разрешения на снос.

Она открыла еще одну дверь – это была одна из комнат, где стояла кровать, а на линолеуме валялась сломанная расческа и пук седых волос.

– Здесь умерла одна старушка, – сказала Лайза, – ей было восемьдесят девять лет, и она умерла в день своего рождения.

Лайза быстро захлопнула дверь, и мы продолжали наш обход – к большому моему облегчению. Дело в том, что по странной случайности это был как раз мой день рождения, хотя никто в школе не знал об этом обстоятельстве. Сатана редко вспоминал о нем, а письмо от тетки с маркой за пять шиллингов приходило обычно с опозданием на несколько дней.

Я наконец остановил свой выбор на комнате с диваном – она находилась не слишком далеко от подвала, так что я мог слышать, как ходят другие обитатели дома. В комнате стоял столик, и на стене висела фотография человека в странной одежде, которого звали, как я почему-то по сей день помню, мистер Лунарди [Винченцо Лунарди – секретарь итальянского посольства в Лондоне, совершивший в 1784 г. первый в Европе полет на воздушном шаре]; он был снят в момент отлета на воздушном шаре из Ричмонд-парка, что было еще одним странным совпадением – ведь там жила моя тетка. Молодая женщина, которую я мысленно стал называть Лайза, а не мама, принесла мне из подвала кастрюлю вместо ночного горшка, а Капитан достал из шкафа тазик и треснутый кувшин.

– Мыло, – вслух подумал он и принялся шарить дальше.

Я же вспомнил об еще более нужной вещи.

– У меня нет пижамы, – сказал я ему.

– Ой! – горестно вырвалось у Лайзы, и она перестала стелить мне постель. Такое было впечатление, точно в их планах о моем будущем обнаружился роковой пробел, и я поспешил их успокоить.

– В общем, это не так важно. – Очень уж я боялся, что из-за отсутствия пижамы они отошлют меня назад, в мир амаликитян. – Буду спать в рубашке и трусиках, – сказал я.

– Нет, это не годится, – возразила Лайза. – Это плохо для здоровья.

– Не волнуйся, – сказал Капитан. И взглянул на часы. – Магазины, наверно, уже закрыты, но если так, то я займусь этим первым делом с утра.

– Я обойдусь, – сказал я. – Правда обойдусь.

Я ведь вроде бы знал, что у него туго с деньгами.

– У нее испортится настроение, если ты будешь спать без пижамы, – сказал Капитан.

Мы с Лайзой промолчали и вскоре услышали, как хлопнула, закрываясь за ним, входная дверь.

– Если ему что взбрело в голову, лучше с ним не спорить, – сказала Лайза.

– Пижама стоит кучу денег.

– У него всегда есть деньги на необходимости – во всяком случае так он говорит. А откуда он их берет, право, не знаю.

Странный это был день, так неожиданно начавшийся на школьном дворе. Я сел на одеяла, расстеленные на диване, и Лайза села рядом со мной.

Я сказал:

– Он ужасно странный.

Она сказала:

– Он очень хороший.

И, конечно, я недостаточно знал его, чтобы это отрицать. Чувствовал я себя здесь, безусловно, счастливее чем там, причем это «там» включало все места, где я до сих пор жил, в том числе квартиру моей тетки в Ричмонде.

– Я по-своему привязана к нему, – сказала Лайза, – и я уверена, что он привязан ко мне – тоже по-своему. Но иногда он такое для меня делает, что мне становится страшно. Скажи я ему, что хочу жемчужное ожерелье, могу поклясться, он мне его принесет. Может, не настоящее, но все равно жемчужное, а я-то разве пойму, какое оно? Вот взять, к примеру, хоть тебя…