Алексей Колышевский - Взятка. Роман о квадратных метрах

Троцкий– зэк Юрьев (ст. 199 – «неуплата налогов», ст. 119 – «угроза убийством»).

Сталин– зэк Бурджанадзе, вор в законе, статей столько, что и перечислить нельзя. Неприятный тип, норовит всеми командовать, люто ненавидит зэка Юрьева, считающего себя Троцким.

Дзержинский– председатель ВЧК, он же зэк Сморчевский (ст. 105, ч. 2, п.п. а, б, в, г, д, и т. д. – убийства всех форм и размеров), худощавый, мрачный, халат никогда не запахивает, склонен к эксгибиционизму.

Урицкий– помощник Дзержинского, он же зэк Карпенко, статьи те же, что и у Сморчевского, перед которым Карпенко всячески шестерит.

Колонтай– феминистка, комиссарша, мессалина, она же зэк Домонтович: мужчина, считающий себя женщиной, но без гомосексуальных наклонностей. Статьи разнообразные, связанные с нарушениями половых свобод и неприкосновенности личности. Говорит «я сказала, я пошутила» и т. д., но при этом придерживается общих правил для мужского отделения и даже казенное носит с подчеркнутой элегантностью. Говорит, что все это потому, что на воле очень любил женщин и теперь ему страшно их не хватает. В целом безобиден, нормален, косит, чтобы не очутиться на реальной зоне, где его судьба была бы незавидной.

Горький– писатель, он же зэк Горький (ст. 265 – «оставление места дорожно-транспортного происшествия») – постоянно что-то пишет, разговаривает сам с собой, любит стоять вниз головой, прислонясь к стене в коридоре, за что его часто поругивают-побивают санитары.

Блок– поэт, он же зэк Ферапонтов (ст. 130 – «оскорбление») – меланхолик, бледен, в минуты особенного душевного волнения ищет какую-то незнакомку и требует подать ему белый венчик из роз. Буен, часто парится в смирительной рубашке по просьбе других осужденных, у которых это называется «заблокировать Блока».

Бабурин– мэр, он же зэк Кац (ст. 201 – «злоупотребления полномочиями») – жизнерадостный дядька, бывший начальник большой лесопилки, любит футбол и лепить фигурки из хлебного мякиша, которые у него ворует и жрет зэк Карпенко, он же Урицкий.

Горбачев– бывший главный бугор, он же зэк Тюрин. Статья та же, что и у Бабурина, с которым демонстративно не общается, зато как следует «поливает» того за спиной разными паскудными словами.

Царь, он же Наполеон– царь, он же император Франции, он же зэк Мухин (ст. 212 – «массовые беспорядки») – какой-то мужик маленького роста, относится ко всем подозрительно, постоянно стучит на всех администрации, никто его не любит, часто получает разнообразные заподлянки от заключенных.

Санитары– почти менты, но не менты, но тоже в форме.

Менты– менты.

1-й пулеметчик.

2-й пулеметчик.

Медсестра.

Медбрат.

Овчарки– кобели и сучки, поровну.

Коридор, санитарный пост, возле поста отирается поэт Блок. Санитар делает вид, что не замечает поэта.

Блок( срывающимся голосом ): Товарищ санитар! А товарищ санитар!

Санитар: Че те, нах?

Блок: Бандитская пуля оборвала жизнь нашего товарища по палате товарища Горького. Везде мир, винтовки в землю, а товарищ Горький всего этого уже не увидит!

Санитар( зевая ): Опять у тя заело, нах. Иди нах!

Блок( не обращая внимания на грубость ): Прошу вас, товарищ санитар, нарвать за околицей белых роз и принести их мне. Я должен украсить цветами могильный холмик товарища Горького.

Санитар( тоскливо и в сторону ): Как же меня этот Блок вот уже ( проводит ладонью по горлу ). ( Обращаясь к Блоку ): Хорошо, заключенный Блок, нах. Так и быть, нах. Я вам розы, нах, а вы мне смирительную рубашечку оденьте суток на трое, нах.

Блок: Все-все, ухожу.

Санитар( хищно улыбаясь ): Не-ет уж, гнида. На трое су-уток!

По коридору бегут санитары со смирительной рубашкой. Каждый держит в руках по одному длинному рукаву. Блок пытается умолять, заламывает руки.

Блок: О, санитар, гроза всех скорбных мозгом! О, сжалься над безумцем ты!

На Блока натягивают смирительную рубашку, фиксируют, кладут его на пол. Санитары поднимают его за голову и за ноги, несут в палату.

Санитары( несут и приговаривают ): Блокирован Блок, Блок блокирован, бокирован клоб, болк киробован, бованокир никлоб, нах.

Заносят Блока в палату, кидают его в угол, уходят.

В палате двойные нары, на которых лежат и сидят заключенные. У зарешеченного окошка стоит небольшой столик. Вот и вся обстановка. При вносе Блока все немного оживляются.

Ленин: Что, товарищ Блок, вновь вы пытались наладить связи с сатрапами? Вновь пытались что-то просить у них? А надобно не просить, а воровать! Когда народ возвращает награбленное у него веками, меня не смущает этот грабеж награбленного!

Бабурин: Страшные вещи говорите, товарищ Ленин. Ежели начнут грабить, то это ведь что тогда начнется-то? Опять станут храм сносить, бассейн копать. Хотя, конечно, если вспомнить, сколько на тот храм всего пошло…

Ленин: Если граждане пойдут сносить ваш храм, то я их прекрасно понимаю! Потому, что там сидит поп, который икает, берет взятки и торгует водкой и заграничными папиросами!

Бабурин( упрямо ): Они и дома начнут жечь…

Ленин: И прекрасно! Пусть жгут любезные вашему сердцу помещичьи усадьбы. Там пороли и трахали крестьянских девок из Малороссии и Молдовы! А вы думали, товарищ, что революция – это идиллия?

Бабурин: Предлагаете уничтожить самодержавие подлецов и мошенников и заменить его самодержавием дикарей, товарищ Ленин? А мы вам этого не дадим! Мы вам вот что! ( Вскакивает со шконки, поворачивается в ленинскую сторону, скидывает штаны и демонстрирует свой увесистый зад ).

Арманд: Браво, мэр! Это поступок!

Крупская( с негодованием ): Вечно ты, Инка, норовишь задеть Владимира Ильича. Шлюха! За что только мой Володенька так тебя любит?!

Джержинский( сурово ): Напоминаю, что для пидоров в палате действует комендантский час. Нарушители будут строго привлекаться.

Арманд( кривляясь и передразнивая ): Строго ебаться.

Дзержинский: Чего-чего ты там вякнула?!

Арманд: Ничего, ничего. Это вам послышалось, Феликс Эдмундович.

Дзержинский: Смотри у меня.

Заключенный Троцкий развинтил пластмассовую авторучку и сквозь получившуюся трубочку плюется в Сталина жеваной бумагой. Сталин долго терпит, но затем не выдерживает и грозит Троцкому пальцем.