Юрий Лурье - Прокурорский надзор

Однажды, неся ночную вахту на рейде Мадраса, я неосторожно вступил в полемику с благодушно настроенным Евгением Федоровичем. Темой послужил тезис, выдвинутый капитаном по поводу его полномочий вдали от родных берегов. По его версии, он вправе не разрешить подчиненному выход в иностранном порту, даже не имея претензии к несению службы данным субъектом. Обманутый атмосферой демократизма нашей беседы, я позволил себе усомниться в правомерности подобного акта. В чем мне и пришлось раскаяться уже утром, будучи вычеркнутым из списков увольняемых на берег. Использовав сей аргумент, столь же изысканный, сколь и доказательный, морской волк взошел на палубу ошвартованного рядом с «Акванавтом» «Витязя», где и заперся в каюте капитана заслуженного корабля науки, дабы продолжить возлияния во славу бога морей Посейдона.

Возмущенный актом беззакония, я во всеуслышание заявил, что на берег сходить не буду до самого возвращения в Союз, но там выведу этого деятеля на чистую воду. На беду свою, я задел одно из больных мест нашего капитана. Дело в том, что столь частое и количественное потребление достаточно дорогих напитков подчас превышает финансовые возможности капитана нашего небольшого по размерам (280 т) парохода. В таких случаях, что может помочь настоящему моряку? Правильно, стихия. А каким образом? А вот каким: как-то неся «собачью вахту» на рейде Сингапура и листая, от нечего делать, вахтенный журнал, я случайно обратил внимание на одну запись. Оказывается, во время памятной нам болтанки в Корейском проливе, когда кренометр показывал 46 градусов, подвергся крайней степени деформации чайный сервиз, стоимостью 680 рублей. О чем и был составлен акт на списание. Все бы ничего, но я, исполняя обязанности буфетчика и артельщика, не мог бы не знать о существовании столь ценного предмета роскоши… Ведь вся посуда находилась в моем ведении. А я голову готов давать на отсечение, что вся команда «Акванавта» принимала пищу исключительно из алюминиевой посуды. Из этого же благородного небьющегося материала были изготовлены и емкости для приема всех видов напитков, включая и чай…

Прошло время, все забылось. Забыл и я о своей угрозе. И не вспомнил бы, если бы по приходу в Геленджик меня не вызвали в Первый отдел, где потребовали написать объяснительную записку по поводу… поведения за границей! Поскольку я никак не мог вспомнить какого-либо предосудительного поступка, начальник отдела, Людмила Александровна, сжалившись надо мной, дала почитать бумаги, тщательно подшитые в некую папочку. Там оказались три докладных записки, подписанных капитаном, радистом и матросом 1 класса Локтионовым. Именно эти трое составляли цвет экипажа «Акванавта», являясь членами партячейки, осуществляя, так сказать, руководящую и направляющую роль, согласно Конституции. В представленных донесениях, отправленных из Мадраса (превентивная мера) значилось, что я «плохо выполнял свои обязанности» (это при том, что работал за троих и не имел ни одного замечания), что «о чем-то долго беседовал с продавщицей в одном из магазинов Сингапура», «зачем-то заходил на сингапурский почтамп», «делал попытки отделиться от группы» и т. д. Преступления, что и сказать, столь ужасные, что, являясь безусловным доказательством моей принадлежности к международной мафии, наталкивали на мысль и о добросовестной работе на сингапурскую разведку, а может быть даже на Центральное Разведывательное Управление США. В своей объяснительной записке, отдавая должное чекистской проницательности вышеуказанных членов КПСС, я указал возможные причины появления на свет столь важной информации и изложил свою версию событий, легших в основу таких тяжелых обвинений. С тем и был отпущен.

Когда же через несколько лет мне представилась возможность еще раз сходить «в загранку», выяснилось, что виза мне закрыта. Желая выяснить причину такого недоверия, я явился в ГК КПСС к председателю «выездной комиссии» Т. Н. Салтовец. Она обещала узнать и попросила подойти на следующий день. По ее выражению «ЭТОТ ТОВАРИЩ» даже руками замахал: «Его за границу? Что Вы, что Вы!..». «Татьяна Николаевна, скажите, за что? Вот я хочу исправиться. Я хочу быть хорошим. А для этого я хоть должен знать, за что наказан?». «Ну кто же Вам скажет?». Пришлось мне и это проглотить. Очевидно, при этом подставил другую щеку — и удар по ней последовал в 1983 году. Мне пришло приглашение от друзей из Болгарии. Приглашали вместе с женой и ребенком с условием, что таким же образом я приглашу и их. В течение нескольких дней мы с Людмилой обежали все учреждения, оформили все документы, оплатили пошлину и стали ждать разрешения на выезд. Прошло около месяца, я был приглашен в паспортный стол. Начальник паспортного стола стала зачитывать мне официальную бумагу: «…В выезде отказать. Михайлов». На мой вопрос: «За что?», Зинаида Николаевна только руками развела…

В то же время началась охота за мной прокуратуры во главе с В. Б. Быковым. Сначала провалилась попытка инкриминировать мне дачу взятки за квартиру. Но не унывающий Владимир Борисович дал указание провести проверку моих денежных дел — поездок на соревнования, командировок и т. д. И эта попытка оказалась не более успешной, чем первая. Но не зря в народе говорят: «Был бы человек, а дело найдется!» Что больше всего осуждается и что легче всего сфабриковать в нашем высокоморальном обществе? Загадка для первоклассника — конечно, «а-мо-рал-ку»!..

Просыпаюсь от громкого голоса. Открыв глаза, вижу склонившегося надо мною мужчину в белом халате. Из-за его плеча выглядывает женщина тоже в белой шапочке.

«Оклемался? Ну вот и хорошо! Как себя чувствуешь?» Отвечаю с трудом — язык еле ворочается. Врач понял, засмеялся. «Больно? Знаешь от чего? Вот от этой штуки!» Показывает странным образом загнутый предмет из красной резины. «Когда тебя привезли, пришлось вставить, чтобы язык не западал». Присев на кровать, берет запястье, пробуя пульс, приподнимает веки. «Считай заново родился». «Вы извините меня, но благодарить Вас не буду» — непослушным языком еле выговариваю я.

Оставшаяся после ухода врача медсестра рассказывает мне, каким меня привезли. Я интересуюсь, откуда на руках синяки — большие пятна сизого цвета. Объясняет, что когда привезли — вены опали и капельницу втыкали прямо в тело. По ее словам, я трое суток «пролежал на машине». Сегодня уже пятый день, как я в реанимационной палате. «Тут приходили позавчера девушки — говорят, у Вас тренируются. Врач сказал, что Вы безнадежны!».. Ну вот, опять неудача!

Вечером снова появляется врач. «Говорить можешь?» Киваю головой. «Что ты там выпил такое? А вообще скажу: такие, как ты, — золотой генный фонд нации. Я еще не встречал человека, выдержавшего такой силы фармакологический удар…» Ну что ж, лестно слышать. Но чувство тоскливой досады не покидает меня. Спрашиваю, когда привезли. Оказывается утром, пять дней назад. Ясно, хватились на проверке. Интересно, нашли ли записку. Вернее, дали ей ход — ведь я оставил ее на видном месте, на столе.