Кристофер Брэм - Жизнь цирковых животных

Саша положил руку Тоби на плечо.

– Вот это парень. Настоящий герой. – Он покрепче сжал плечо юноши. – Большой герой.

Саша явно заинтересовался Тоби. Почему бы и нет? Оба они примерно одного возраста, светловолосые, с розовой кожей, два мускулистых херувимчика, только Саша поплотнее, ручищи у него – с баранью ногу. Как Тоби относится к Саше, пока не поймешь, но дурак будет, если его упустит.

Калеб с неприязнью покосился на русского.

– Это Саша, мой шофер, – представил его Генри. – Калеб Дойл.

– Ваша мать стреляла! – Водитель энергично пожал Калебу руку. – Печальная история. Очень.

Калеб оглянулся на Генри, проверяя, совпадают ли их впечатления? И только тут Генри ощутил легкий укол ревности, словно заноза вонзилась в его гордыню.

– Нужно найти Прагера, – решил Генри и направился к окошечку регистратуры. – Мы пришли навестить Кеннета Прагера.

– Родственники?

– В некотором роде. – Генри улыбнулся самой своей обаятельной улыбкой. – Мы – люди театра, а он – критик. Меня он похвалил, моего друга – обругал. Мы все тесно связаны друг с другом. Как одна семья.

Медсестру это не убедило. Она предложила написать больному записку.

– Или поговорите с его женой. Она как раз вышла.

Вращающаяся дверь пропустила растерянную женщину в мужской ветровке.

– Миссис Прагер? – обратился к ней Генри. – Мы – друзья вашего мужа. Мы хотели бы помочь. Для этого и приехали.

Она с трудом сосредоточила на нем взгляд покрасневших глаз.

– Да? Вы кто? Простите, мне позарез надо покурить. Поговорим на улице, хорошо?

Все вместе они вышли во двор. Гретхен, по-видимому, не узнавала Генри в лицо, и это было кстати. Она зажгла сигарету, наполнила легкие дымом, выдохнула с облегчением.

– Как он? – спросил Калеб. – Мне очень жаль. Честное слово.

– Все в порядке. Напуган до смерти, но опасность миновала. – Удивительно спокойная интонация. – Странно, что этого раньше не произошло. Что такое не случается каждый день. – Она удивленно покачала головой. – В очень уж цивилизованном мире мы живем.

– Да, стоит схватить пулю, и начнешь по-настоящему ценить жизнь, – подхватил Генри.

Женщина кивнула, не вслушиваясь.

– А кто же была эта безумная леди? Обиженная актриса? Отвергнутый драматург?

– Э… нет. Моя мать, – признался Калеб. – Отвергнутый драматург – это я.

Гретхен уставилась на него во все глаза.

– Ваша мать. Ваша мать?! – И она расхохоталась. Перегнувшись пополам, она исторгала из себя твердые, маленькие горошины чистого веселья.

Генри и Калеб в ужасе смотрели на нее, Калеб раскрывал и закрывал рот, будто рыба, выброшенная на берег.

Внезапно миссис Прагер пришла в себя.

– Извините, – сказала она. – Это не смешно. Совсем не смешно. – Она выпрямилась, моргая, с трудом переводя дыхание. – Конечно, не смешно. – Она в упор посмотрела на Калеба. – Но чтобы мать?!

В полицейском участке царила тишина. Убогое и вместе с тем жутковатое место, дом с привидениями, залитый казенным светом. Джесси глянула на часы. Начало шестого.

– Хочешь что-нибудь съесть или выпить? – предложил Фрэнк. – Могу сбегать, найти ресторанчик с доставкой.

– Нет. Если ты проголодался, сходи, – сказала Джесси. – Или возвращайся домой. Я посижу. Все в порядке.

– Нет, я останусь. Мне и тут хорошо. – Он откинулся к спинке стула и сложил руки на груди.

– Мне понравилась твоя постановка, – сказала Джесси. – Очень понравилась.

– Спасибо, – суховато отозвался Фрэнк.

– Это не любезность, – уточнила Джесси. – Мне действительно понравилось.

Фрэнк внимательнее присмотрелся к ней.

– В таком случае – большое спасибо. – Интонация не слишком отличалась от первого «спасибо».

– Фрэнк! Неужели мы так и будем злиться друг на друга? У нас столько общего. Мы должны держаться вместе. Тем более сейчас.

Усталые глаза на круглой физиономии приоткрылись пошире. Физиономия казалась круглее обычного – мускулы лица расслабились за ночь.

– Это послужит уроком всем нам, – слегка насмешливо заговорил он. – Никогда не угадаешь заранее, вдруг кто-то вытащит револьвер и пальнет. Так что нечего копаться в мелочах.

– Мы с тобой – не такая уж мелочь! – прищурилась Джесси.

– Мы – нет. – Сарказм как ветром сдуло. – А я говорю о гордыне. Об «эго».

– О моем «эго» или твоем?

– В первую очередь, о моем. Но и ты не без греха.

Почувствовав искушение продолжить спор, Джесси глубоко вздохнула. И согласилась:

– И я не без. А тебе как раз не помешало бы иметь побольше гордыни, чтобы пробиться в жизни. Побольше «эго».

– Наши «эго» влезли в наши отношения и вконец их запутали. – Фрэнк смущенно отвел глаза. – Нам кажется, мы не заслуживаем любви, пока не добьемся успеха.

– Я же сказала тебе на вечеринке: я и сама – неудачница. Забыл?

– Ты в это не веришь.

Она помедлила с ответом.

– Нет. Не совсем. Мне нравится разыгрывать из себя леди-осьминожку. [108]У меня здорово получается. Но я не обольщаюсь насчет Генри – не так уж он нуждается во мне. Когда он закончит все дела здесь и отправится на Капри или еще куда-нибудь, он забудет обо мне – обо всех нас. И это хорошо«– В самом ли деле хорошо? Ей хотелось верить в это. – Моя работа на Генри превратится в интересный сюжет. Но это – пустяки по сравнению с главным.

Фрэнк все так же смотрел на нее – озадаченный, напряженный.

– Мы наговорили друг другу страшные вещи в ту ночь.

– Да. Мне очень жаль.

– И мне жаль. – Но это прозвучало так же сухо, как раньше – «спасибо». Фрэнк все еще хмурился. – Беда в том, что я тебя люблю.

– Лубишь меня, как свынка гразь, – напомнила она.

– Да, – серьезно подтвердил он. Дурацкое выражение, по правде говоря. – И я беззащитен. Мне труднее простить, чем тебе, потому что ты – не влюблена.

– Нет, – согласилась она. – Не так сильно, как ты.

Он не обиделся. Он не вымогал ответное признание, а спокойно устанавливал факты.

– Но я не могу потерять тебя, – встревожилась Джесси. – Неужели обязательно «все или ничего»?!

– Я тоже не хочу терять тебя. Но, может быть, нет другого выхода? Трудно сохранить отношения, когда любишь без взаимности. Так и свихнуться недолго.

– И мне нелегко, – подхватила она. – Все время чувствовать себя виноватой. Когда ты смотришь на меня с щенячьим обожанием.

Они смотрели друг на друга в упор, нахмурившись, но не отводя взгляда. Меньше всего сейчас они походили на щенков.

– Джессикин! – пророкотал мужской голос. – Боже мой! Да вы только посмотрите! Малышка Джессикин выросла!

Коренастый мужчина лет шестидесяти на вид, с багровым лицом, ворвался в комнату, уже протягивая руку, галстук болтался на выпуклом животе.

– Не забыла дядюшку Джимми? Теперь я – капитан Муртаг.