Виктория Токарева - Дерево на крыше

Александр был почти равнодушен к благам. Он творил свой мир и этим самым влиял на сознание.

Вера верила в Бога, как все ее предки во все времена. Бог — опора и оправдание. А иначе кто она, Вера? Мусорное ведро для Александра, куда он скидывал все свои запои, измены и картофельную шелуху.

Начался учебный год.

Курс набрали разношерстный, из разных слоев и сословий: москвичи и ребята из глубинки, сынки из хороших семей и коты в мешке, неизвестно кто и откуда.

Учеба началась с картошки. Надо было собирать урожай с подмосковных полей.

— Зачем жить в Доме колхозника и ковыряться в земле под дождем? — возмущалась Вера.

— Как все, так и я. Чем я лучше? — спрашивал Иван.

Вера отправилась к знакомому врачу, достала справку о том, что у Ивана хронический пиелонефрит. Почки.

— Останешься дома, — объявила Вера. — Будешь спать в своей кровати и есть мою еду.

Иван от справки отрекся. В нем было развито и даже гипертрофировано чувство справедливости. «Как все, так и я».

После картошки начался учебный год.

Иван довольно скоро влюбился в девочку с журфака (журналистка) и был занят своей любовью с утра до вечера. Год пролетел, как один день. В конце учебного года к Ивану подошел Поликарпов, тридцатилетний лоб, и предложил поехать на станцию «Зима» изготовить из цемента фигуру Ленина в полный рост и получить за это четыре тысячи рублей. Каждому по две. Немереные деньги.

Иван заинтересовался. Он хотел послать в Мамыри значительную сумму.

В Мамырях тем временем родилась девочка. Назвали Ребекка. Сокращенно Ряба.

— А почему такое куриное имя? — спросила Марго.

— Они хотят, как в городе, — объяснила Вера.

— Так и в городе нет таких имен.

— Ну…

Вера понимала, что двигало девочкой Олей и ее мамой. Они хотели приблизиться к интеллигенции. А может, просто посмотрели английское кино.

Станция «Зима» — на краю света. Но Вера не возражала. Пусть Иван поедет, отвлечется от своей девочки с журфака. Не жениться же в двадцать лет. Иван не представлял себе, как ваять фигуру Ленина из цемента. Но Поликарпов успокоил. Он знал все технологии. Его Ленины осмысляют не одну станцию на задворках страны. Там люди скромнее, требования ниже. Даже если Ленин окажется не похож, тоже сойдет. Никто особенно не рассматривает. Главное — маленький и лысый и с рукой вперед — к победе коммунизма.

Иван стал готовиться к отъезду.

Марго металась, как птица в клетке.

— Ну куда тебя несет? — каркала Марго. — То армия, то «Зима», только бы из дома. Как будто тебе тут стены говном намазаны.

— Не лезь в чужую жизнь, — посоветовал Иван.

— Где чужая жизнь? Твоя чужая жизнь? — всполошилась Марго. — Что ты такое говоришь? Прислушайся к своим словам.

— А ты прислушайся к моим. Сядь.

— Зачем?

— Сядь и слушай внимательно.

Марго села. Обескураженно смотрела на внука.

— Ты уже сжевала одного? — спросил Иван.

— Кого? — не поняла Марго.

— Своего сына, моего отца. Сжевала и выплюнула. Но тебе мало. За меня принялась. Так вот запомни: этого не будет. Я не дамся.

— Как ты с бабушкой разговариваешь… — одернула Вера.

— А что? Не так? Всю жизнь моим отцом разруливала, как регулировщик. Туда-сюда… Он плакал, спивался, но твоя рука тверда…

— Я хотела как лучше, — растерялась Марго.

— А откуда ты знаешь, как лучше? Ты что, Господь Бог?

Иван вышел в прихожую. Оделся и ушел. Куда? В свою жизнь. В библиотеку или к девушке с журфака.

Марго окаменела, как жена Лота. Потом очнулась. Проговорила:

— Вот… Заслужила…

Марго отправилась в зал Чайковского. На концерт хора имени Свешникова. Это был протест.

Марго решила жить своими интересами, а именно: ходить на концерты, встречаться с подругами, путешествовать. В Болгарию, например.

У нее не было других интересов, кроме интересов семьи. Она вникала в замыслы Александра, поддерживала паникершу Веру, обслуживала мужа, а о внуке — и говорить нечего. Принц. Свет в окне. Она собирала его по капельке, по росинке. И вот он вырос под два метра. И что? Оказывается, все ее усилия были не в ту сторону.

Марго купила с рук билет. Села в двадцатый ряд.

Зал был полон, что странно. Кому сейчас интересен академический хор? А вот интересен.

Дирижер собрал внимание. Хор вытянулся. Напрягся.

— Улетал соловушка далеко, на чужую теплую сторонку… — затянул солист серебряным тенором.

— Надолго прощаюсь с вами, люди, — вплелись альты. — Улетать пора моя настала…

Хор пел чисто и печально, будто отпевал. К глазам подступили слезы. Марго подняла глаза и увидела, что потолок побежал. Стены по бокам стали заваливаться.

Рядом с Марго сидела девушка с нотами на коленях, должно быть, студентка консерватории. Она наклонилась к Марго, тихо спросила:

— Вам плохо?

— Нет, нет… — испугалась Марго.

Она боялась обеспокоить собой, стать нагрузкой. Деликатность — качество настоящего интеллигента. Марго никогда не складывала свои проблемы на чужие плечи. И даже такую проблему, как страх смерти, она не стала ни с кем делить. Оставила при себе. Люди пришли слушать хор, а если она в это время собралась умереть, это ее дело.

— А когда весна проснется, я вернусь к вам с новой песней, — пел хор.

«Я вернусь к вам…» — отпечаталось в сознании Марго, и она полетела в крутящуюся воронку.

Приехала «скорая». Марго отвезли в больницу.

У Александра шло озвучание. Вторая смена. Его долго не подзывали к телефону. Наконец подозвали.

Александр прервал озвучание. Помчался в больницу.

Марго лежала не просто бледная — белая, как стена. Маленькое тело под тонким одеялом.

Александр не мог поверить, что деятельная, красивая Марго и эта белая седая старушка — одно.

— Ты поправишься, — убеждал Александр. — Сейчас в Америке появились новые лекарства. Я скажу Егорычеву, он привезет.

— У меня инсульт? — спросила Марго.

— Да. Но у тебя хороший инсульт. Я говорил с врачом.

Марго улыбнулась краем рта:

— Я не боюсь. Мне уже семьдесят шесть лет. Среднеправительственный возраст.

Все советское правительство доживало именно до этого возраста, несмотря на элитную медицину и суперпитание. Значит, больше не положено. Во всяком случае, нескромно.

— Сара жила до ста двадцати, — напомнил Александр.

— Какая Сара?

— Жена Авраама. Наша праматерь. А Моисей жил четыреста лет.

Марго не ответила. Потом проговорила:

— Я сжевала твою жизнь… Если хочешь, женись на Лене.

— Поздно. Я ее передержал.

— Ты еще не старый. Пятьдесят лет для мужчины — это расцвет.

— Не думай об этом. Отдыхай.

Марго закрыла глаза.

— Я завтра приеду, — пообещал Александр.

Александр вернулся на студию. Надо было закончить озвучание.