Гилад Ацмон - Единственная и неповторимая

Аврум

Спустя неделю он вновь пришел в мою контору и сыграл «Вдову у моря». Мои мозги оплавились и потекли, в голове мелькали фейерверки как в День Независимости Америки. Музыка была нежной и прекрасной и буквально сочилась болью. Гитлер — и тот бы заплакал. Я сразу понял: вот он, мой второй миллион (один- то я уже сколотил на «Бамби и Бамбине»). Я спросил, сколько струнных он планирует задействовать, и, прежде чем он спел ответить, добавил: «Сколько бы ты ни сказал, я подкину еще десять гулливерских контрабасов». Он был счастлив; он успел понять, что в музыке истинное страдание черпается из глубины, потому что басы отдаются вибрацией прямо в животе у слушателей.

Так или иначе, но я подумал, что теперь, когда у меня есть Дани, я должен придумать мега-проект, который не только поможет Израилю, но разом решит все проблемы еврейского народа. Как по мне, так сначала ты еврей и уже только потом израильтянин.

Берд: То есть для вас этническая принадлежность важнее гражданской?

Аврум: Это еще что? Вопрос на шестьдесят четыре штуки? «Кто хочет стать миллионером» ? Пожалуйста, не умничай. Я слишком устал от этого. Когда ты уже научишься не задавать дурацких вопросов и не сбивать меня с мысли?

Раз-два, и я заказал время записи в студии «Кошер Саунд», новом комплексе со звукозаписывающей аппаратурой в кибуце Кфар Стерео. Позвонил Мише Бухенвальду и велел ему вернуться в Тель-Авив немедленно, пока не поздно. Миша был нужен, чтобы написать оригинальную аранжировку, которая бы не портила нарождающегося стиля. Через три часа Миша вошел в офис и услышал, как Дани исполняет «Вдову». Он тут же расплакался, как ребенок, потому что эта песня навевала на людей грусть. Она просто выворачивала душу наизнанку. Ты не поверишь, но даже Ронен Бен-Цион [38] Ср. Меир Хар-Цион, герой 101-го батальона. из Спецназа 101, плакал как ребенок, когда услышал эту песню. Он не мог остановиться и всем мешал, пока Жиртрест не заткнул ему рот лимонкой, а чеку спрятал. Только тогда он успокоился и перестал нервировать публику, отдавшуюся прелестным звукам трубы.

Через двадцать минут Дани перестал играть, а Миша перестал плакать. Со слезами на глазах он сказал мне: «Послушай, Аврум, это не музыка — это физика, это научное изобретение, акустическое чудо». Он немедленно понял, что дело тут не в скрипках. Предложил добавить американскую ритм-секцию и усилить кастаньеты, чтобы подчеркнуть латинский элемент в партии трубы. Он считал, что было бы здорово добавить женский вокал, чтобы усилить женственную сторону поэтической натуры музыки Дани.

Уилла ахи , этот Миша и не Миша вовсе, а какой-то Шостакович. Поверишь, он еще бормотал про себя о музыкальных деталях творческого аспекта, а-я уже говорил по телефону с Хаей Глушко, Симхой Робин Гуд и Ханеле Хершко и приглашал их принять участие в записи на следующей неделе. Я прямо сказал им, что это не такая уж большая работа — усилить женский аспект в партии трубы. На следующей неделе весь оркестр и девочки из подпевки собрались в студии. Тогда я впервые услышал эту композицию в полной аранжировке со струнными, ритм-секцией и подпевкой. Поверь мне, это было волшебство. Моя кузина пела такую серенаду во сретение субботы, снимая кастрюлю с праздничным обедом с плиты.

Но больше всего меня поразила одна вещь, когда я заметил — я думал, что грежу наяву. Знаешь, бабы, когда щекочет внизу живота, раздувают ноздри. В тот день в студии я посмотрел на девушек — они были страшно возбуждены, пели высокими голосами , как черные певицы из Детройта. Они прикрыли глаза и мгновенно потеряли контроль над собой. Они вращали бедрами без всякой нужды, чтобы продемонстрировать свои прелести и привлечь внимание Дани. А ноздри... тебе этого лучше не знать. Если бы ты увидел Симху Робин Гуд тогда в студии впервые, ты бы решил, что это маленький поросенок. Вместо миловидного лица на тебя смотрели две огромные раздувшиеся ноздри. Я тебе говорю, у этого есть научное объяснение. Это из-за кольцевых мышц. Женское тело сигнализирует мужскому, что готово к действию. Это не Аврум придумал, это элементарная женская биология, научно доказано. Я даже видел в тюремной библиотеке на прошлой неделе документальный фильм на эту тему. Обычно ноздри расширяются на ноль точка пять миллиметра. Короче, без микроскопа не заметишь. Но Дани был такой заморыш, а его музыка источала такое тепло, что девушки сразу влюблялись, и их ноздри становились похожи на сопла реактивного самолета.

Поверь мне, больно смотреть, когда бабы заводятся. Благословен Господь, не сотворивший меня женщиной. Как только мы сделали перерыв, все девки кинулись к Дани, чтобы выпалить свои девичьи клише: он, мол, играет замечательно, а им никогда особенно не нравилась труба, но теперь, когда они услышали его игру, все переменилось. Симха Робин Гуд по возрасту годилась ему в матери, но и она норовила отвести его в сторонку и урвать полный техосмотр или хотя бы беглую проверку уровня смазки. Как будто я не знаю, чего она искала по жизни. А Дани, ты не поверишь, он был настолько наивен, что сказал: «Я от всего сердца благодарю вас... Вы тоже прекрасно спели. Это была возвышенная задача, попытаться проскользнуть между вашими голосами-колокольцами». Вот послушай, это его лучший перл: «С такими девушками, как вы, я легко наберусь смелости и покорю континенты и океаны». Знаешь, Дани был тот еще простофиля он страдал от передозы образования. Он родился в Хайфе, а там они все умники и тряпки. Он выглядел, ну чистый симпатичный новорожденный кенгуренок. Наивный, он не понимал, что они хотели утащить его домой, запереть дверь и пользовать по крайней мере год, ну и кормить иногда, ему ведь много не надо.

Я видел это и прекрасно понимал, к чему мы идем. Как прежде, цифры завертелись в моей голове. Но на этот раз это было, черт возьми, высоко технологичное верчение. Я просто увидел много маленьких лампочек, которые мигали и светились как в огромном компьютере. Только единички и нули. Я тебе точно скажу, с Дани я стал двоичным человеком. Ты знаешь, как считать в двоичной системе? Ноль, один, десять, одиннадцать, сто... Ты должен поближе познакомиться с этой системой, забавная штучка. Не успел сказать «чек Робинсон», как у тебя уже миллион. Я подымал, что стоит этому дохлому, тощему дистрофику взять в рот трубу, как он становится секс-символом. Он был круче, чем Джеймс Дин. При виде его у девчонок начинало сосать в низу живота. Он делал их такими счастливыми и такими грустными, им хотелось плакать от счастья, как американским морпехам на Омаха Бич. Я сказал себе, круто, йа-Дани, если это твой путь, мы пойдем вместе и перевернем этот чертов мир. Я был счастлив. Я покинул студию. Вернулся в Тель-Авив. На улице Дизенгофа я пошел в салон «Исра-Франт Фрак» и купил ему белый костюм с бриллиантовой искрой. Потом пошел в магазин «Мойша Ботинок» на улице Алленби и купил ему остроносые туфли из кожи африканского аллигатора. Это был рок-н-ролл, и я не терял времени.