Гилад Ацмон - Единственная и неповторимая

В первые недели ни однокурсницы, ни учителя не могли нас различить. Нередко меня называли Магдой, и я уверена, что она тоже сталкивалась с такой путаницей. Все настаивали на том, что мы однояйцовые близнецы.

Со временем Магда и я подружились. Как и я в те времена, Магда ненавидела врагов Израиля. Я уверена, что благодаря своей грустной семейной истории, она думала лишь о мести. С самого начала было ясно, что место Магды в разведке гарантировано. В те времена я преклонялась перед ее самоотдачей и безоглядной преданностью. Теперь я знаю, что благодаря нашей схожести мы часто принимали участие в одних и тех же операциях, но никогда об этом не знали. В этом суть шпионажа; ты никогда не знаешь ничего лишнего, ты никогда не понимаешь, что же на самом деле происходит и какова твоя истинная роль. После окончания военной школы мы встретились только раз. Я не знаю, как сложилась ее судьба. Слышала, что она еще долго служила Длинной Руке после того как я ушла, но наверняка не знаю. Я недавно заметила, что думаю о ней, гадаю, жива ли она, вышла ли замуж, есть ли у нее дети, внуки? Скажите, Берд, а вы ничего о ней не слышали? Можете рассказать, что с ней случилось? Есть у нее сын или дочка? И самое главное: она вообще жива?

Сабрина: Через две недели после окончания учебы я была направлена в подразделение внутренней разведки Длинной Руки. Мы подчинялись напрямую Кодкоду.

Мне было приказано выследить Ганнибала Петрушку [43] Израильскому читателю Ацмона ясно, что он создает карикатуру на Ицхака Шамира («укроп», инр.). Ганнибал должен напомнить о фильме «Молчание ягнят». Ицхак Шамир, миниатюрный премьер-министр Израиля в начале 80-х годов, был ранее киллером как в рядах правого подполья, так и на службе еврейского государства. Ему, в частности, приписывают убийство графа Бернадотта и множество терактов. — самую известную фигуру израильского правого подполья. Я должна была втереться в доверие и проникнуть в Крепость Вольфганга [44] Прототип — Мецудат Зеев, Крепость Волка, штаб-квартира правоэкстремистской организации Херут, впоследствии — правящей партии Ликуд. Зеев Волк — ивритское имя Владимира Жаботинского, отца-основателя Херута, поклонника Муссолини, лидера фашистского крыла сионизма. , нервный центр израильского правого движения. Я должна была вызнать, где он находится, проникнуть в его революционные проекты и завербовать. Мы знали, что Ганнибал Петрушка причастен к ряду политических убийств. Мы также знали, что из своего укрытия в Крепости он руководит делами бабочек.

Берд: Что вы имеете в виду под делами бабочек?

Сабрина: Он был связан со Штабом по Охране Бабочек, расположенным в подземелье крепости. Там была постоянная выставка сушеных и прегарирс!ванныха<|> риканских бабочек, привезенных ветеранами правого террористического подполья из Кенийского пленения [45] Ицхак Шамир и другие лидеры еврейских фашистов были интернированы британскими властями в Кению во время войны. Бабочки напоминают о культе «кенийского изгнания» в идеологии Херута. .

Чтобы гарантировать успех первой миссии, ставка послала меня на недельный интенсивный семинар

по зоологии. Я детально изучила биологию лепидопте- ры. В бабочках меня особенно восхищало несоответствие поэтической красы и быстротечности их жизни. Бабочки, как вы знаете, рождаются на очень недолгий срок. Они живут настоящим, все, что им остается — это «здесь» и «сейчас». Они живут мгновение, чтобы исчезнуть навсегда. Столкнувшись с ними, я осознала трагичность собственной жизни. Поняла, что моя жизнь ведет в никуда. Осознала свое неизбежное крушение. Внезапно я остро ощутила потребность любить и быть любимой. Но чем больше мне этого хотелось, тем яснее я ощущала насмешку своей проклятой судьбы. Жизнь вела меня в обратном направлении. У меня никогда не будет семьи, я не буду растить ребенка и даже любимой женой не стану. Эта кровоточащая рана, это осознание потраченной зря жизни с самых первых шагов превратила мою работу в разведке в сущий ад.

В первый же день моего пребывания в Крепости Вольфганга, я с удивлением обнаружила, насколько милыми и радушными людьми были правые экстремисты, В большинстве — новые эмигранты из Польши, они были настроены приветливо и доброжелательно. Я чувствовала себя в их среде как дома, в Европе. В отличие от грубых и агрессивных сабр они вели себя подобающим образом, щеголяя европейскЬй изощренностью манер. Но все же, как меня и предупреждали, эти люди были крепкими орешками. Я сказала «крепкими», а надо было сказать «непробиваемыми». Консерваторы вообще, а правые сионисты в особенности не верят в свободную любовь. Их практически невозможно соблазнить. На каком-то этапе я даже подумала, что они попросту незнакомы со всем разнообразием возможностей сексуального общения. Они развивали в себе психологию великомучеников, основанную на полном отрицании телесного наслаждения. Их пуританство было непробиваемо. Не забывайте, что вся моя подготовка была основана на эксплуатации моих женских прелестей, и в асексуальной среде я была совершено бесполезна. Скоро моя деятельность зашла в тупик

На первой оперативной встрече с Кодкодом я призналась, что не смогла обнаружить никаких следов г-на. Ганнибала Петрушки. Поделилась своими опасениями по поводу отсутствия сексуального энтузиазма у правых партийных бонз. Что бы я ни выделывала, они отказывались видеть во мне сексуальный объект и относились по-товарищески. КодЯрд был в прости: «Люди по определению поддаются сексуальной манипуляции!» — он подчеркнул, что деление на правых и левых в этом контексте бессмысленно, и просил больше не повторять этот вздор. Смягчившись, он поделился важной информацией: оказывается, правые любят заниматься этим сзади и в темноте.

Я восприняла слова Кодкода очень серьезно и задействовала ягодицы. Я стала наклоняться без всякой видимой причины. Я пила чай с лимоном стоя и положив грудь на столешницу. Я энергично перекатывала ягодицами из стороны в сторону, когда дула на горячий напиток. Когда я занималась стендами с бабочками, я глубоко наклонялась. Гуляя по крепости, я позволяла ветру задрать юбку. Сказать по правде, его хватило ненадолго. Как-то вечером в конце ноября, когда я потянулась, чтобы закрыть стеклянную витрину пурпурной бабочки, я вдруг почувствовала, как сильные руки схватили меня за бедра...

Сабрина: Я ощутила нечто крайне внушительное. Это был Ганнибал, он приклеился к моему заду. Я, Сабрина Хофштетер, уроженка Румынии, уцелевшая жертва Холокоста, заманила в ловушку страсти самого революционного правого террориста! Физический контакт меня не беспокоил — меня вели инстинкты, приобретенные во время тренировок. Медленно, я начала шевелить ягодицами, пытаясь понять, где у него чувствительные зоны и добиться реакции. Я молчала, скрывая, насколько я сама возбуждена. Это было мое боевое крещение. И я побеждала. Я старалась изо всех сил продвинуть ситуацию к логическому завершению, но он, как ни странно, никуда не торопился. Он мял мои бедра сильными руками и терся членом о мой зад. Я попыталась повернуться, хотела увидеть его лицо. Мне было любопытно увидеть и член террориста, но он не дал мне такой возможности. Он был твердокаменным правым. Он плотно прижал меня вплотную к стене. Я с трудом могла пошевелиться. Он был настоящий силач, гораздо сильнее всех социалистических политиков, с которыми я имела дело на подготовительных курсах, сильнее морпехов и летчиков-истребителей в отставке.