Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз

Богатеи, псевдоэлита, эта каста, добившаяся своих низменных целей, прямо противоположных интересам российского общества, будет им изничтожаться. Корыстная клика, повинная в обнищании большей части населения России и в утере народом интереса к авиации, — приговорена! Он покажет этому клану неприкасаемых, что добытое ими жалкое земное богатство не может противостоять человеческому духу! А лучшее рукотворное воплощение кары небесной — это радиоуправляемая авиамодель, маленький самолетик, начиненный пластидом!

Академик Бобылева медлил, все еще не приступая к решительным действиям, к проведению первого террористического акта. Но в своем просторном кирпичом гараже в часы вынужденных досугов и долгих горестных размышлений он уже смонтировал на любимую авиамодель истребителя Ла-5 самонаводящуюся тепловизорную головку с дополнительным блоком непосредственного оптико-электронного наведения. Оставалось только запустить эту авиамодель, сфокусировать окуляры бинокля на цели — и любой приговор, который вынесет академик Бобылев, будет приведен в исполнение.

Старый, выживший из ума ракетчик, сотни раз уничтожавший — пусть и теоретически — целые враждебные коммунякам народы, решил перейти от сожжения ядерным огнем целых континентов на точечную ликвидацию математически и социально обреченных сограждан, несправедливо, по его глубокому — и справедливому! — мнению, присвоивших большую часть национальных богатств России.

Слюнтяй в пацанах засиделся. Сороковник он давно уже разменял, а выглядит превосходно. Подтянут, удар у Слюнтяя — хочешь с левой, хочешь с правой — работает только так. Недавно возле кабака “Мефисто” какой-то алкаш хотел к Живчику подойти, на стакан разжиться, а Слюнтяй тут же заехал попрошайке в челюсть, тот с катушек долой — и аут. И стреляет Слюнтяй вполне нормально — заглянули они недавно с Живчиком на часок на чапчаховское ведомственное стрельбище, и Слюнтяй самого законника перестрелял — на 8 очков с шести мишеней. Живчик ничего не сказал, но обиду, видать, затаил.

Что ж — и служба, и тюрьма Слюнтяя молодят, а не старят. Ограничение в жратве, маленькая зарплата держат фигуру пацана лучше всяких диет. Только не в фигуре дело — у Слюнтяя пенсия на носу, а накоплений нет никаких — не то что в долларах, даже в рублях. Особенно не нравится Слюнтяю, что по службе как уперся он в майорскую звездочку, так дальше ни с места. И среди блатняка, в банде, в которую он внедрен, Слюнтяй тоже на последнем счету — все только принеси, подай, унеси, а потом еще замочи, отвези во фрязевский лесочек, да зарой. Причем — что особенно поперек горла Слюнтяю — законник велит ему ямы заранее копать. А бабок дает только на прогул, да пожар души залить. Мучает Слюнтяя совесть, хоть он и внедренный штемп, — но фраеров да безвинных терпил жалко бывает ему до слез. А ведь по годам он, считай, почти на четыре года старше Живчика, под которым уже пол-Москвы прогнулось, а о нем, о Слюнтяе, от которого, считай, половина оперативной информации приходит, руководство словно забыло. Даже в ячейке своей перестали они собираться, не то что в первые годы всей этой мутатени. В управлении, небось, считают, что все уже устоялось, а дальше — пусть по наклонной катится, авось, вся уголовка когда-нибудь упадет, да рассыплется сама собой. Но не тут-то было… Слюнтяй каждый день головой рискует, а начальничкам лень с кресла кабинетного задницу оторвать. Сидят в четырех стенах, тары-бары разводят по телефонам, а об оперативной работе слышать не хотят. Похоже, они даже донесений Слюнтяя не читают — зачем он только тут подставляется, не понятно.

Недавно Слюнтяй с горя так наклюкался, что не выдержал, нарушил все инструкции и к самому владыке Пипену (не к тому, что пятикратный чемпион NBA) пробрался без вызова и даже без служебной надобности — вроде забрел по пьяной одури за ограду Девкинской обители душу излить. Залез Слюнтяй в покои и напрямую спросил у сокурсника:

— Скажи мне честно, Васек, как перед Богом, — что ж это такое у нас в управлении делается? Мои донесения, похоже, никого не интересуют, как будто я их для себя пишу. А оперативные данные достаются мне очень не легко! Я такую грязную работу для бандитов выполняю, что у тебя, владыка, в уме нет! У Живчика скоро в одном из поместий домашний крематорий будет готов, я об этом сигнализирую — и ничего. Ты пойми, Васек, я скоро уже не зарывать, а сжигать клиентов буду. А в управлении хоть бы хны! У меня в голове все помутилось! Ты мне скажи, владыка, кто же я теперь — мокрушник или офицер?

— А кем ты себя чувствуешь? — вопросом на вопрос ответил владыка Пипен

— Я себя чувствую офицером, но на самом деле я чистый мокрушник, — сокрушенно ответил Слюнтяй.

“Вот что тайная канцелярия и государева служба с людьми православными делает”, — посетовал про себя владыка и посоветовал:

— Покайся, и тебе сразу полегчает.

— Ты что, Васек, совсем двинулся? Что мне перед тобой каяться, если я через тебя все инструкции получаю?! — возмутился Слюнтяй. — Ведь это из-за тебя, Василий ты мудакявичус, я, чтобы легенду выправить, с крысами почти год в крытке отсидел! Меня под вышку тогда чуть не подвели. Думаю, мать-перемать, я же по заданию второй год в камере прохлаждаюсь, уже и думать стал по фене. Меня на прогулку в браслетах водят, словно мне взаправду рекунков (высшая мера социальной защиты) светит. Не ровен час, думаю, по запарке в нашем управлении так разменяют мне судьбу, что в натуре (ударение на “у”) расстрельную статью пришьют. Однажды с прогулки в камеру не приведут, чпокнут по ошибке и все висяки на меня спишут. С наших-то гопников станется. Владыка, ты хоть замолвил бы за меня словечко — мне же скоро на пенсию.

— Ты сперва заработай эту пенсию, а руководство понапрасну не беспокой и не торопи! — посоветовал Пипен.

— Какая же ты сволочь! — возмутился Слюнтяй. — За мои заслуги ты опять новый орден под рясу пришьешь, а об моих нуждах да бедах никому из начальства так и не напомнишь. Ты пойми, Васек, что меня самого братва может в любой час в яму зарыть! И все данные, вся информация обо всех чапчаховских преступлениях бесследно пропадет — даже холмика травяного надо мной не останется!

Совсем сдали нервы у Слюнтяя…

— Не выражайся, сын мой. Воздаст Господь всем нам по делам и по помыслам нашим. Это твое испытание было. Скоро получишь вторую большую звездочку, бумаги, я слышал, уже пошли. Терпи, придет и твой срок…

— Нет уж! Хорош! Еще раз на тюрьме (ударение на “ю”) по заданию окажусь — пусть в нашем отделе сразу забудут, как меня звать. И там я в пацанах, и тут я на побегушках. Тебе хорошо тут кадилом помахивать, а мне надоело могилы копать да на заметку брать и запоминать — где и кого я зарыл. Хватит! Мне по выслуге лет…