Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз

Оказалось, что из тысячи трехсот тридцати опрошенных школьников ни один не то что не мечтает, а ни в коем случае не хочет становиться ни космонавтом, ни, тем более, летчиком!

Восемнадцать лет назад, когда в Костроме в самом начале летних каникул на одной из белых колонн здания бывшей гауптвахты Бобылев приклеил одно-единственное, написанное им от руки, объявление о записи в клуб “Юных космонавтов”, к нему пришло больше двухсот ребят! А сейчас сограждане охвачены нелепой жаждой наживы. И никто в ум себе не берет, что скоро придется защищаться от захватчиков, которые придут не по земле. И что даже российские просторы, как и извечное спасительное бездорожье, и зимние лютые морозы, теперь не защита и не подмога. Угроза существованию и рода, и славянского племени, да и самой русской государственности грядет с неба. Не в виде тривиальных бомб, а в виде различных излучений. И чтобы спастись, уберечься от грядущей неминуемой гибели, чтобы выжить и сохраниться на планете, — надо стеречь и оберегать, как зеницу ока, небо над своей головой. Для этого необходимо, чтобы каждое новое поколение с детства, с самых юных лет хотело летать! Дело совсем не в романтике, а в безопасности! По твердому убеждению академика Бобылева, русские, если они не будут смотреть в небо с надеждой обрести крылья, обречены. Мы погибнем, если не оторвем взгляд от меркантильной земли и не устремимся в небо!

Совсем недавно, в одну из последних суббот, в полном расстройстве патриотических чувств академик Бобылев, чтобы отойти душой, пришел в два часа пополудни в старый музей Авиации и Космонавтики на Красноармейской улице. Он стал искать обычную для этого часа и дня длинную очередь за билетами, чтобы узнать, кто крайний, и вдруг с ужасом убедился, что возле музея Авиации он стоит один! В субботу! Днем! Академик купил за семь рублей билет и в полном одиночестве стал бродить по маленьким залам Великой Отечественной войны, перелистал фотографии летчиков-героев, потрогал свинченные со списанных самолетов скорострельные авиационные пулеметы и прослезился, глядя на миниатюрные неработающие копии авиационных моторов и нелетающие крошечные модели истребителя Як-9 и пикирующего бомбардировщика Пе-2. Сокрушаясь, Бобылев спустился по лестнице. У выхода из музея его — все еще единственного посетителя — поджидала контролерша, чтобы провести за угол в зал Космической славы. Они вдвоем обошли старое здание, покрашенное облетающей темно-зеленой краской, и контролерша специально для академика открыла бедную, пыльную экспозицию, — после 1986 года там не появилось ни одного нового экспоната! Двигатель Цандера, похожий на самодельную газовую горелку, пульт управления “Бурана” — навсегда погасший и вделанный прямо в штукатурку стены, первые стратосферные высотные костюмы на шнуровках, немногие выцветшие фотографии под исцарапанным полупрозрачным оргстеклом…

— Где школьные экскурсии? Где посетители? Как такое могло случиться? — вырвалось у академика Бобылева.

Контролерша, не снимая китайского плаща, поджидала его у выхода и вдруг забеспокоилась:

— Что случилось?

— Когда мы их потеряли?

— Кого? — оглянулась женщина.

— Нашу молодежь и самих себя, — ответил академик, подошел к томящейся контролерше и вдруг горячо стал ей рассказывать:

— Лет восемь тому назад я был с разоруженческой делегацией в Америке. В Вашингтоне я плюнул на все эти переговоры и сбежал в Смитсониановский музей — это тамошний музей Авиации и Космонавтики. Я провел в том музее два дня и все никак не мог оттуда уйти. Это целый космический город! Я — старый человек — играл в игрушки! Управлял лунным отсеком, садился на Луну, сражался с американскими школьниками в виртуальных воздушных боях, взлетал и садился на палубу авианосца! Я опять трогал руками камень, доставленный с Луны, но уже не нами. Знаете, сколько их там было?

— Кого? — раздраженно спросила контролерша.

— Подростков, родителей с детьми — тысяч восемь, не меньше. А вход туда бесплатный.

— У нас сейчас война, — с укоризной сказала контролерша. — Людям не до этих глупостей.

— Войны у нас только начинаются, — сокрушенно предрек академик и покинул пустой и убогий зал музея.

Академику стало ясно, что желание летать, которое со времен Жуковского, Ефремова, Попова, Гаккеля, Нестерова переполняло русские сердца, — вдруг исчезло. Родилось поколение, которое с детства угнетено только земными заботами. “В небе денег не заработаешь” — вот что говорили ему школьники возле памятников бывшим покорителям космоса.

Чувство крайнего возмущения, лишенное привычных рамок физических констант и невыразимое в конкретных величинах, разрывало душу Бобылева:

“Деньги сделались палачом русского духа! Деньги погубили авиацию и космонавтику. Деньгам не нужны крылья — они летают по проводам в виде кодированных сигналов. Цель этих мертвых полетов — только коммерция. Нули, только нули перемещаются в пространстве. Авиация стала инструментом получения прибыли от продажи билетов, от владения самолетами. Выгода подменила тягу к небу! Инженеры и испытатели стали торговцами, валютными менялами, а ценность любой профессии измеряется только количеством денег. Люди живут не ради людей, а ради денег. А такая жизнь, кроме процентов, не имеет никакого смысла. Это уловка дьявола! Деньги поработили их владельцев, количество денег перешло в качество, и деньги превратились в существо, которое захватило пространство и время! Русские люди хотят преуспеть, но изживают в себе непосредственный интерес к любому делу, кроме ростовщичества. Добывая деньги, мы отрешились от человеческой сути бытия. И даже отдыхая, мы смотрим, не отрываясь, на экраны, заполненные фосфоресцирующими мельканиями золотых миражей. Но виртуальные полеты требуют только коммерческой смелости, эти псевдополеты породили псевдосмелость и подменили настоящие полеты по настоящему небу. Меркантильные, мелкие интересы заглушили у нас, у русских, чувство национального самосохранения…”

Этот почти безумный бред привел в совершенный раздрай обычно четко и ясно мыслящий мозг академика Бобылева. Сильнейшие эмоции мелькали и пропадали, не проверяемые повторным ходом мысли…

После посещения музея Авиации академик Бобылев стал еще более раздражительным и все тверже убеждался в своем нелепом намерении.

Показать бы какому-нибудь удачливому прохвосту-грязнохвату, думал он, что вся его многочисленная охрана бессильна против угрозы, приходящей с неба. Надо будет провести показательную казнь, чтобы все нувориши поняли — гнев Господень готов опять обрушиться на Россию. Как террорист Гриневицкий по приговору “Народной воли” казнил императора Александра II, так теперь он, Бобылев, будет проводить выборочные казни. Но поскольку русский народ в полной апатии и никакой воли не проявляет, ему придется выносить приговоры и самому же потом их исполнять.