Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз

— Тут, дорогой ты наш Андрей Яковлевич, не все так просто, — остудил пыл профессионального посредника академик Бобылев. — Эта нержавеющая остнастка реакторов принадлежит не нашему дорогому другу господину Куропаткину, а чурбакам из “Центратомсоюза” — они на нее лапу наложили. А на каком стратегическом товаре стоит государственный гербовый гриф, тот товар вообще никакой продаже, а тем более экспорту не подлежит. Так что, как ни крутись, придется тебе, господин Куропаткин, самому вместе с персоналом водо-водяные контуры заменять.

— Ты, Бобылев, хоть и академик, но чистый теоретик. Атомную электростанцию ремонтировать — это тебе не нервюры выпиливать в твоем гараже! Тут особые навыки нужны, а у меня люди от бескормицы с ног валятся! — возразил Куропаткин.

И тут господин Детский Андрей Яковлевич, в предчувствии гигантского посреднического процента, взорвался почище атомного реактора:

— Сотрем, смоем в лохань этот гриф! Хозяйственным мылом намажу печать — она и слиняет с листа, словно ее и не было никогда. Растворим кислотой, вспугнем грифа, птицу заморскую, она сама взлетит! Отберем нержавейку у “Центратомсоюза” и по бартеру выменяем ее на мазут — я хоть сейчас поставлю им из Сургута 10 миллионов тонн, а мало будет — и все 20 миллионов тонн! Пусть только скажут, куда вертушки (топливные составы, ударение на “у”) присылать. (Андрей Яковлевич торгует виртуальным мазутом — меняет его на продовольствие, поэтому никаких проблем с генеральными поставками наливных грузов у него нет). А если тебе, Куропаткин, еда нужна для голодающего персонала — так ты об этом прямо скажи, не менжуйся. Махнемся с тобой не глядя — ты мне нержавейку, а я тебе зерно урожая пшеницы будущего года со всей Ставропольской области. Бланки с печатями у меня в портфеле лежат, остается только договор пограмотнее сварганить. Или того лучше — нержавейку заложим в банк под кредит, на кредитные деньги ее же выкупим и тут же продадим за доллары. Рубли пусть повисят на счету, ничего с ними не сделается, а потом все инфляция сожрет!

— Погоди, Андрей Яковлевич, не тараторь! Погоди ты… — хотел было вставить слово академик Бобылев, но господина Детского не остановить:

— Обменяем нержавейку на долги по зачетам за электричество! Дайте мне на часик-другой парочку государственно-частнобанковских векселей — я это дело мигом проверну! А как только реакторная остнастка попадет ко мне, я ее тут же пароходами на Кипр — оформлю ее как учебное оборудование для уроков химии в Эфиопских школах! Разницу поделим! В Конго! Там влажность, там ливни тропические! В Нигерии нержавейка дороже золота! А жулики покруче нас с вами! Мосье Мудаффи спит и видит, как въехать в атомный век на белом коне!… — господин Детский был вне себя.

— Не лезь ты поперек батьки в ядерное пекло! — остановил, наконец, зарвавшегося банщика господин Куропаткин.

Но нетерпеливый Андрей Яковлевич от предвкушения гигантской наживы весь дрожал.

— На что выкупить? На что выменять? Разве что на твои простыни да на мочалки , — усмехнулся академик Бобылев и вдруг подумал: “А я-то чем хуже? На старости лет оказался в полной нищете. И все забочусь об общественной пользе, об этих наглых дармоедах. Довольно! Хватит мне от голода пухнуть! Надо бы мне самому эту сделку с нержавейкой провернуть через мое предприятие “Ольгу и Елену”. А все моторы внутреннего сгорания я потом, не на пустой желудок, переведу на магниевое топливо. А то опять програйвороню я все водо-водяные контуры, а господа банщики наживутся на стратегических грабежах”.

Таким образом, академик всамделищной Академии наук Бобылев Валерий Валерьевич оказался весьма сложной натурой — вроде бы решил он бороться точечным авиамодельным террором против “грязнохватов”, а в то же время сам возмечтал стать одним из богатеев. Одним словом, академик Бобылев тоже наш человек. А наш человек — существо сложное и непредсказуемое. Вроде от честности его распирает, и живот от голода подвело, и все-то он о Столыпине спорит и стаканом пустым размахивает. А глядь — на другой же день столько набизнесует, что не знает, куда девать бабки. Только что наш человек на трамвае трясся до Шаболовского метро и все о земстве, и о судьбе Второй Мумы размышлял, или бомбил ночами возле трех вокзалов, досужниц развозил по клиентам. А вот уже летит наш человек на собственном реактивном самолете в Ниццу скупать французское Средиземноморье. И уже забыл наш человек, как о страшном сне, и о Столыпине, и о земстве, и Второй Муме, и теперь в голове у него только одна мысля вертится — чтобы вокруг его французского поместья было бы поменьше русских соседей. Теперь пугается он, вздрагивает всем телом, едва издали через высокий кирпичный хоть одно русское слово заслышит. Вроде только что в “Жигулях” ему сзади кастетом по черепушке стучали, нож к горлу приставляли, чтобы ночную выручку отнять — и ничего наш человек не боялся, а напротив — сам в драку лез. А тут страх его пробрал, и воротит нашего человека от всех этих распальцовочных дел. Отдохнуть ему хочется и забыть всю эту блатную муть, и пожить, наконец, по-человечески. А где слышится русская речь, теперь для нашего человека жизни человеческой нет. Только куда ты, милый, от наших людей денешься? Во французской-то Ривьере французов почти не осталось…

Андрей же Яковлевич вдруг почуял такой острый запах “зелени” — аж голова у него закружилась, и завертелся банщик и так, и эдак. И нет никакого сомнения, что все равно изыскал бы господин Детский очередной способ проплаты за нержавейку без копейки живых денег. И в чапчаховской таможне наверняка нащупал бы Андрей Яковлевич концы, и по широте душевной даже самого господина Куропаткина в долю бы взял — хрен с ним, с Куропаткиным, поживи напоследок и ты! — ведь эта нержавейка как раз у него во дворе валяется, и тут, как ни крути, без Куропаткина не обойтись. А через Ужимкина — ведь телеписатель сидит, как падишах на пенорезине, как раз в “Центратомсоюзе” — решил Детский всучить им же, блин, Центратомсоюзовцам, их векселя. А выкрутить векселя по старинке опять-таки через Южно-Сибирскую ж.д., — бизнес-план рождался у господина Детского в голове на живую нитку.

Но в “Центратомсоюзе” чурбаки упертые попались — векселя-векселями, но валютный откат подавай им налом и обязательно вперед, а безналичку рублевую тоже проводи по счетам. И хотя цену на нержавейку держат они еще старую, фондированную цену (ведь не круглые же они там идиоты, а просто трусы и негодяи), сами засвечиваться не хотят.

Поэтому без серьезных денег ничего ни у академика Бобылева, ни у мелкого мазутного афериста Детского, ни у горе-атомщика господина Куропаткина не получается. Вынь да положь налик — уперлись ядерные чиновники и все тут. Налик — для них святое. А иначе какой же смысл во всех этих капитальных атомных ремонтах?