Тимофей Круглов - Август

«О чем молить Тебя, чего просить у Тебя? Ты ведь все видишь, знаешь Сама, посмотри мне в душу и дай ей то, что ей нужно. Ты, все претерпевшая, все премогшая, — все поймешь. Ты, повившая Младенца в яслях и принявшая Его Своими руками со Креста, Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнет горя. Ты, получившая в усыновление весь род человеческий, взгляни и на меня с материнской заботой. Из тенет греха приведи меня к Своему сыну. Я вижу слезу, оросившую Твой лик. Это надо мной Ты пролила ее и пусть смоет она следы моих прегрешений. Вот я пришла, я стою, я жду Твоего отклика, о Богоматерь, о, Всепетая, о, Владычице!

Ничего не прошу, только стою пред Тобой. Только сердце мое, бедное человеческое сердце, изнемогшее в тоске по правде, бросаю к Пречистым ногам Твоим, Владычица! Дай всем, кто зовет Тебя, достигнуть Тобою вечного дня и лицем к лицу поклониться Тебе».

Выйдя из храма с верою, что все в руце Божией, Андрей Николаевич обнаружил внезапно дорожку, ведущую в сторону от собора, прямо к берегу озера. Оказалось, там оборудована небольшая аккуратная купальня, огражденная со стороны монастыря стеной из дикого камня, чтобы не смущать и не смущаться. Петров вышел на чистые, промытые ночным дождем деревянные мостки, посмотрел на часовню на другом берегу, перекрестился, глянул на часы — не отстать бы от своего автобуса, — и решительно стал раздеваться. Прыгать с разбегу не стал в манящую, прохладную на вид, воду. Не место для гимнастических подвигов. Присел на край нагретых солнцем мостков, поболтал ногами в прозрачной воде — неожиданно теплой, и соскользнул аккуратно в озеро, погрузившись с головой. Напрягшиеся ноги встретили ласковый песок, пощупали его придирчиво — нет ли камней? — и тогда уже оттолкнулись пружинисто. Петров вынырнул, отфыркался, втянул в себя глубоко особенный, только над живой водой сущий воздух, перевернулся на спину и замер так, лишь чуть-чуть пошевеливая руками, чтобы лежать, не чувствуя веса, не чувствуя тяжести своей.

Тихий всплеск заставил оглянуться невольно назад, на купальню.

Плавно разводя воду длинными гладкими руками, как бы раздвигая ее, чтобы не мешала видеть открывающуюся красоту кругом, смешно сдувая с улыбающихся губ радужные капельки, к нему подплывала Люся. Андрей невольно обратил внимание на то, какие у женщины красивые округлые плечи — такие не часто встретишь сейчас, такие плечи только на картинах старых мастеров бывают.

Петров перевернулся в воде, сделал мощный гребок навстречу неожиданности, хотел выкрикнуть что-то и осекся тут же, увидев некое предостережение в зеленых, широко распахнутых глазах: не спугни тишину, и меня не спугни, — говорили они. Поплыли рядом неспешно, наслаждаясь вновь обретенной чистотой души и тела, молодой свежестью, которой оделило их Святое озеро. Или Рощинское? Да разве важно это?

Как будто гигантские щуки выпрыгнули из воды и снова ушли в глубину, гоняясь за мелкой рыбешкой — один за другим раздались два мощных всплеска. Это Муравьев с Анчаровым бесшумно пробежали по мосткам и тут же, без колебаний на краю, нырнули в озеро и долго плыли в его толщине, пока не показались неожиданно на поверхности рядом Андреем и Люсей.

— Славно-то как, товарищи! — отчетливо, но не криком выдохнул Толян.

— Зер гут, геноссен! — утвердительно кивнул черной с проседью головой Саша.

Офицеры улыбнулись синхронно кивнувшей им парочке и энергично, правда, без лишнего шума, ринулись саженками наперегонки куда-то вдаль, подальше от берега.

Люся посмотрела одобрительно им вслед и спросила Петрова:

— Это ваши друзья?

— Надеюсь, что так, — неопределенно протянул Андрей Николаевич, — во всяком случае, с этими мужиками лучше дружить, чем ругаться.

Люся еще раз посмотрела вслед удаляющимся на середину озера мускулистым торпедам и коротко кивнула.

— Давайте к берегу, Андрей Николаевич, только вы первый, хорошо? Не люблю, когда меня разглядывают, — тут же пояснила она свое желание.

— Вот не могу сказать, что не очень-то и хотелось! — выдохнул Петров и послушно погреб к мосткам, всем проснувшимся после купания телом ощущая растворившийся в воздухе над озером хрустально чистый, без кокетства, женский переливчатый смех.

Удалось обойтись без ступенек деревянной лестницы. Петров ловко вымахнул на теплые доски, сгреб свою одежду и послушно скрылся за деревянной перегородкой купальни — снять мокрые боксерские трусы, выкрутить и куда ж их теперь девать-то?

Летние тонкие брюки тотчас пойдут пятнами, если выжатые трусы надеть. Неприлично. А если брюки натянуть на голое тело, то куда ж трусы девать мокрые — не тащить же в руках? Пока Петров мучился детским вопросом, Люся весело позвала его из соседней переодевалки:

— Андрей Николаевич, кидайте мне свои плавки, у меня мешок есть!

— Неудобно, — буркнул опешивший Петров.

— А с мокрыми трусами в руках по монастырю разгуливать вам удобно?

— Нет! — отсмеялся в ответ Андрей и перекинул «боксеры» через деревянную перегородку.

Освеженное купанием голое тело приятно согрелось вновь под стоящим в зените солнышком. Надевая брюки, Петров еле унял внезапно вспыхнувшее желание, даже юность вспомнилась невольно. Сам себе удивился и посмеялся Андрей Николаевич, справился с природой, оделся полностью, причесался и пожалел, что закурить нельзя — монастырская купальня-то.

Люся ждала его на дорожке, ведущей к собору. Свежая, довольная, глаза лучатся, длинные пальцы ловко выкручивают намокшие у шеи и потемневшие русые локоны. Рядом с холщовой сумочкой, небрежно брошенной на скамейку, притулился пластиковый пакет с логотипом Петербургского Дома книги. Петров решительно подхватил пакет с мокрым бельем и подумал: «Интересно, а в чем Люся купалась? Я так и не приметил, в купальнике или. Что за детство, Петров!» — оборвал он сам себя и, заметив краем глаза, как торопятся в сторону автобусной стоянки туристы их группы, замахал призывно рукой приднестровцам:

— Толя, Саша! Пора!

Две еле различимые головы на середине озера — одна белая, другая черная, согласно кивнули, подняли вверх руки, и тут же эти руки замелькали, как будто нокаутировать хотели вспенившуюся вокруг воду — мужчины быстро поплыли к берегу.

— Последняя группа из монастыря возвращается, видишь? Водитель черного «бумера» был мокрым от пота, в прохладном кожаном салоне еще острее пахнущего страхом.

— Успокойся, ты мне в отцы годишься, а ведешь себя как русский! — отмахнулся от встревоженного напарника старший машины. Он и сам волновался. Несколько групп туристов вернулись с экскурсии, расселись по своим автобусам и уехали на пристань, а Жеребца все не было. Не выдержав, старший выскочил из БМВ и закурил, стараясь не очень приметно озираться вокруг чайной. Вот и запоздавшая группа, действительно, показалась из аллеи, ведущей к монастырю. Туристы утомленно тянулись редкой цепочкой, несмотря на бибикавший им вовсю последний оставшийся на стоянке автобус. Некоторые еще и в чайную заскочили.