Макар Троичанин - И никаких ХУ!

Пришли с авоськами, хозяйственными сумками, детскими портфелями, чемоданчиками, а смущённый Макс – с женой, которая самочинно волокла туго набитый рюкзак.

- Вот, пришёл под конвоем, - хмуро сообщил заводила-резонёр. – Не верит, что на футбол, думает, что нашёл спарринг-партнёршу, - и к Марье Ивановне: - Мамма мия, проведи, пожалуйста, разъяснительную беседу.

Та подошла, приветливо улыбаясь.

- Хорошо, что пришли, - похвалила высокую худую женщину, отдавшую, очевидно, все соки мужу. – Мы с вами станем соучредителями и первыми членами женского клуба футбольных фанаток. – Она, как всегда, нашла наилучший консенсус. – Мужья, - обратилась к заярёменным, - на следующую тренировку обязательно приходите с жёнами. Пусть посмотрят, чем вы тут занимаетесь, и перестанут попусту нервничать, - и пригрозила, улыбнувшись: - Мы будем вам живым допингом, и попробуйте только пофилонить!

Викентий Алексеевич сразу мысленно представил себе огромную чашу стадиона, где они в финале сражаются за кубковую чашу, а на трибунах – сплошь женщины. И сами по себе, и с младенцами на руках, с одним или с двумя, и рядом, на отдельной вип-трибуне, бабушки в мягких креслах, и все в очках. Трибуны неистовствуют в оре, но тихо, и только по губам можно понять: «Ви-ке-ша»! «Ви-ке-ша»!. И вдруг какая-то фанатка прервала тишину:

- Ой, да какой из него, дистрофика, футболист! – вскричала она почти басом, швырнула на край скамьи, где расположилась часть команды, рюкзак и зашвырнулась рядом сама, вышвырнув за руку сидящего Серого, изумлённо сравнивающего несравнимую друг с другом пару. – Больной весь, слабый – поест и засыпает…

- Особенно после жигулёвских капель, - иронично добавил друг.

- Легко тебе, Арсений, здоровому… - тот хмыкнул, то ли соглашаясь, то ли опровергая, а остальные заулыбались, с удовольствием разглядывая тощий эталон здоровья, - …насмехаться, - баском запричитала Максиха, - а за ним постоянные догляд и уход нужны: внутрях всё с дефектом, вот и пухнет. Не знаю уж, чем и лечить.

- Зефира! – строго прикрикнул доходяга.

Та искательно улыбнулась ему и поправила:

- На самом деле меня зовут Земфирой, - и напрасно, потому что ничего цыганского в славянском внешнем облике её не было, кроме, пожалуй, больших чёрных, ведьминых, глаз, - это он на свой лад переделал с кондитерским намёком. – Институтским известно было, что у несовместимой пары детей не было, и Максик был её единственным ребёнком. – Разве я неправду сказала? Курить с чего-то бросил!

- Правда разная бывает, - философски уточнил развитой ребёнок. – Есть и такая, которую не принято разглашать принародно.

- Ладно, ладно, молчу, - согласилась Зефира-Земфира, - ты только не волнуйся, а то давление подскочит.

Марья Ивановна подсела рядом, дружески обняла за плечи.

- Успокойтесь, мы с вами посидим здесь и доглядим за всеми.

Молодёжь, свободная от семейных проблем, уже приступила к анархической тренировке. Отбив ноги о твёрдый футбольный мяч, они забраковали новенькое Марьино приобретение и вовсю гоняли старый и мягкий волейбольный.

- Пацаны! – позвал исполнительный директор, выйдя вместе с играющим тренером на поле. – Давайте сюда! – С Вальком они договорились, что тот займётся только технической подготовкой неофитов, а общефизической – Викентий Алексеевич. – Переодевайтесь по-быстрому и ко мне, - сам он уже был в спорт-трико, в котором занимался виртуальным спортом в устойчивом положении лёжа на кровати перед теликом, и в старых кедах, в которых унёс ноги от любительницы «Формулы-1», - проверим наши физические кондиции.

- Температуру, что ли, будешь мерить? – поинтересовался сметливый Витёк. – Всякое там давление?

- Не вижу дежурной кареты скорой помощи, - сделал существенное практическое замечание Старче.

- Всё есть, - успокоил организатор, - вон сидит, - и указал на Земфиру, - и поставит, и измерит, и окажет. Ей, по-моему, все процедуры в удовольствие, так что не очень-то напрашивайтесь. – На том претензии и кончились.

Больше всех порадовал спортивной формой Циркуль. Он предстал в коротком, чуть ниже колен, туго обтягивающем застиранном трико в сине-голубых разводьях, а майка имела такой глубокий вырез, что виднелись рёбра, которые можно было легко пересчитать. На ногах красовались домашние тапочки со стоптанными пятками. Похоже, более подходящего спортодеяния в семье за ненадобностью просто не нашлось.

- Ты с чьей верёвки стибрил? – скептически оглядывая друга, спросил Макс. Сам он щеголял в полосатых пижамных штанах и рыжих от старости ботинках, хищно задравших носы вверх.

- Чья бы мычала, - отпарировал Циркуль, - а твоя бы зебра молчала, - и оба рассмеялись, радуясь экзотической экипировке.

Другие выглядели не намного лучше, сплошь в неприспособленной для футбола обуви – матерчатых тапочках на резиновом ходу времён первых пятилеток и скукоженных засохших ботинках, добытых из самых потаённых углов тёмных чуланов. Только Валёк и Доу-Джонс были в нормальных трусах, теннисках с длинным рукавом и нормальных кедах. Нормальная майка Василия была сшита из американского флага, захваченного Доу-Джонсом на барахолке, и во всю грудь трофея красовалось гордое и повсюдошнее янковское наименование фирмы: Маде ин ЮСА. Трудно в мире найти такой уголок, где бы её не было. Даже на трусах Василия сзади уместилась.

- О-о! – не удержался Макс от восторженной реплики. – Васька! И кто тебя такого смадил? От макушки до пят – расейский, а оболочка – юсавская.

Пижон снисходительно улыбнулся, привыкнув к надоевшей критике, и, показав на Максовы зебровы подштанники, дружески посоветовал:

- Отрежь до колен – классные выйдут трусы.

Макс наклонился, прикинул и обрадованно заорал:

- Зефира! Где кинжал, который ты прихватила, чтобы прикончить меня с любовницей? – Та тотчас порылась в рюкзаке и, смущённо улыбаясь, протянула орудие мести неверному мужу. А тот немедля передал тупой кухонный нож Циркулю.

- Кромсай, как сказано. Постарайся без ноги.

Друг с превеликой готовностью исполнил портняжий заказ, с удовольствием оглядел ещё одного пижона и предложил:

- Махнёмся, не глядя?

- Ты что? – возмутился Макс. – Сам по блату достал, прямо с Даунинг-свалки.

Третьим пижоном в команде можно было с большой натяжкой назвать Гусара – на нём были женские узорчатые гетры, да и то не новые.

- Ну, всё! – призывно похлопал в ладоши нетерпеливый исполнительный директор. – Выстроились в шеренгу!

Послушная команда изобразила зигзаг и замерла, перепихиваясь и переговариваясь в ожидании ценных указаний. Но получить их помешал звонкий заливчатый женский смех, и все изумлённо уставились на президента, которая в изнеможении от радости лицезреть гренадёров согнулась на скамейке и трясущимися руками с трудом протирала глаза и очки от слёз.