Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

Сначала утомительная возня с картотекой Вилли не нравилась, и он с большим удовольствием пропадал в саду или в гараже, помогая прислуге. Но само посещение ухоженной виллы начальника, участие, хоть и небольшое, в личной жизни шефа, - всё это, вместе взятое, было значительной отдушиной в однообразном существовании, когда работой занято почти всё время. Ну а к Эмме он уже привык, там не было ничего неожиданного и нового, а потому Вилли очень дорожил доверием Гевисмана и старался своей прилежностью и трудолюбием закрепить его. Да и Эльза, с её броской красотой и фамильярным обращением с молодым симпатичным офицером, давала понять, что он ей не безразличен, и она всегда рада ему. Сразу же между ними установились взаимоотношения молодой слегка деспотичной хозяйки и послушного, всегда готового к исполнению её желаний и капризов, слуги. При этом легко просматривались грубоватые намёки и лёгкие приставания первой и необидные уклонения второго. Их пикировки за столом и в саду, где Эльза любила загорать, когда Вилли работал там, очень нравились Гевисману, он смеялся и подначивал их, как бы поощряя.

Но Вилли был очень осторожен. Он понимал, что Гевисман никогда не простит ему ни измены Эльзы, ни собственного нахальства. Тот прекрасно видел взаимные симпатии молодых, почти откровенные призывы Эльзы и сдержанность Вилли и наслаждался контролируемой им ситуацией, своей властью и беспомощностью пары. То, что возникло между ними, больше было нужно ему, чем им, возбуждало его.

А Эльза хоть и изредка, но срывалась, становилась вдруг мегерой, разряжая накипевшее раздражение и сдержанность на своём безропотном госте и слугах. И тогда Вилли уходил в бункер, куда доступ Эльзе был строго запрещён. Она ещё пыталась доразрядиться на Гевисмане, тот сначала подтрунивал над её настроением, подсмеивался, а потом следовал резкий выговор-нотация, и Эльза в слезах убегала в спальню. Раздавался один из бравурных нацистских маршей в перевранном исполнении скрипучим голосом Гевисмана, тот спускался к Вилли, и они работали, изредка обмениваясь репликами.

Со временем занятия с картотекой стали для Вилли не работой, а логической и очень занимательной игрой, где игровым полем был русский тыл, а фишками – гевисмановские агенты. Изучив характеры и способности агентов, он непроизвольно старался предугадать их ходы и последствия ходов, сам выбирал наиболее оптимальные по его мысли продолжения, то есть, пытался уже жить жизнью агентов. И очень радовался, когда своим анализом точно определял исход операций, и ещё лучше закреплял в памяти наиболее способных агентов и их агентурные данные. Таких было мало, не более десятка, и ими-то очень дорожил Гевисман, всячески оберегая от наиболее рискованных дел. Остальные часто менялись, не задерживаясь в картотеке, не оставляя о себе памяти, растворяясь в тылу русских. В конце концов, Вилли досконально изучил легенды своих питомцев, никогда им не виденных, легко вёл их дела, радовался успехам и искренне переживал за временные неудачи. Он знал их клички, коды и пароли, настоящие фамилии и биографии, адреса, звания, счета в банках. Все они были сдавшимися в плен в первые годы войны и работавшими не за совесть, а за страх и корысть. О плате Вилли как-то не думал, она его не затрагивала в этой игре. Ни разу не видав агентов в лицо, он не чувствовал их реальными людьми, не знал их реальной жизни. Поэтому, когда своим анализом мог предотвратить некоторые провалы и подсказать Гевисману правильные направления операций, он не делал этого, предоставляя тому проклинать тупых славян, метаться по бункеру, а потом напиваться у себя в кабинете под звуки любимого танго.

Теперь, спустившись в бункер, он снова увидел знакомую обстановку и на стене две дверцы встроенных сейфов, большого и поменьше. Вилли работал только с большим, к малому Гевисман его не допускал, очень редко открывал сам и сам вносил в небольшую картотеку какие-то поправки, а чаще всего вставлял принесённые целые карточки. Интуитивно Вилли понимал, что это картотека на своих, и есть там досье на него и на Эмму. Очень хотелось посмотреть, но возможности такой Гевисман ему не дал. Теперь оба сейфа одинаково беззащитны перед ним. Гауптштурмфюрер подошёл к малому, отодвинул крышку замка, набрал неоднократно подсмотренный код, замок стал мерно отщёлкивать цифры. Взгляд остановился на кнопке выключателя между сейфами, соединённой проводами, уходящими под сейфы. «Нет, открывать нельзя. Гевисман это, конечно, предусмотрел. А жаль! Так хочется узнать, что о тебе известно. Что делать?» Он поднёс руку к кнопке и остановился, вспомнив вдруг о тикающей мине в боеприпасах. Что-то расхотелось верить Гевисману. «Проверим, а не поверим». Гауптштурмфюрер бегом поднялся наверх, нашёл в кладовой большой моток осветительного провода, меньше не было, вернулся с ним в подвал. Забыл отвёртку, пришлось действовать своим ножом. Вскрыл выключатель, «быстрее-быстрее», осторожно отсоединил от него провода и подсоединил свой моток. Разматывая его с руки, выбрался из бункера, вышел в сад, оглянулся по сторонам. За забором со стороны фасада всё так же шумела проходящая техника, а здесь, за садом, не было видно никого. Продолжая разматывать провод, двинулся к калитке, насколько хватило провода. Чуть-чуть не дотянул до забора, но и так от дома было уже метров сто. Остановился рядом с цементированной ванной пустого бассейна, зубами оголил оба провода и, не раздумывая, соединил их вместе.

-17-

Он не сразу понял и осознал, что произошло. Увидел только, как зашатался дом, и почувствовал, как под ногами куда-то поехала земля, да так, что он упал на колени, а когда снова поднял глаза, то дом уже разваливался на части. Огненно-чёрно-серый столб разорвал крышу, и в воздухе плавали её обломки. Потом разом осветились все окна, со звоном вылетели все стёкла и из оконных проёмов выпыхнуло тем же огненно-чёрно-серым смрадом, стены стали заваливаться, как у карточного домика, и тут же взрывная волна повалила гауптштурмфюрера на спину, покатила, сбросила в бассейн и прошла дальше поверху. Уши до боли заполнились грохотом взрыва, треском разваливающегося дома, беспрерывными ударами падающих сверху черепиц и кирпичей. Гауптштурмфюрер поднялся, вжался телом в ближний к дому угол бассейна, закрыв голову руками и защищая её от каменной бомбёжки. Сверху сыпалась сметаемая в бассейн земля, слышался гул и треск пожара, сопровождаемый шумами последних разрушений. Когда перестало сыпать и падать, он вышел из угла. Кое-как отряхнувшись от густо запорошившей лицо и одежду земли, он в несколько приёмов, срываясь с гладких стен, выкарабкался из бассейна. Ему помогли четыре коротких штыря, зачем-то торчащие из стены бассейна. Дома не стало. На его месте густо дымились обломки в окружении расщеплённых и обгорелых деревьев, далеко разбросанных кусков стен и крыши. И уже не слышно было шума машин. «Ай, да Гевисман! Всё предусмотрел. Вот так сгорели сейфы! Прости, Эльза! Не будет у тебя дома. Прости!»