Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

Грубые золотые изделия Рабиновича интересовали мало. С возвращением отвоевавших они, выменянные на продукты, украденные или присвоенные силой, хлынули на чёрный рынок широким потоком, и даже госскупка работала с перебоями из-за нехватки денег. Выжившие спешили расстаться с неправедно добытым, чтобы отпраздновать возвращение и победу по-русски широко, а там – хоть трава не расти. Именно ему, Рабиновичу, хотел Шендерович сбыть с наваром для себя золотые вещи Владимира, которые так или иначе, всё равно попали по адресу. Но директора торгбазы больше всего интересовали редкие камушки, которым в умелых руках тестя пригретого родственника предстояло превратиться в ювелирные шедевры с многократным возрастанием стоимости.

- Даю на десять процентов больше, чем в скупке, - наконец, расщедрился покупатель. – Согласен?

Сергей завёл в сторону глаза так, что остались видны только голубоватые белки.

- Согласен, - не раздумывая, подтвердил Владимир под шумный вздох-стон тёмного адвоката, потерявшего комиссионные.

- Ты чего? – подозрительно спросил начальник.

- Тоже согласен, - нашёлся неунывающий оптимист. – Можно было и сбавить, - добавил в отместку за предательство.

- Жмот! – обозвал свой свояка, видного издалека, и, сев за стол, повернулся боком, открыл сейф и стал выбрасывать на стол пачки денег, крест-накрест заклеенные полосками бумаги.

Когда, по его мнению, набралась достаточная сумма, он с лязгом захлопнул личную кассу, со смачным поворотом повернул ключ и предложил:

- Оставил бы у меня до возвращения – дорога длинная, ночная, опасная, мало ли что, не дай бог, случится.

Владимиру важнее денег было время, поэтому он и не стал растягивать торг, ему любых предложенных денег с избытком хватит на оставшееся в России время. А вот опередить смершевцев и смотаться из города, да ещё с форой, стоит.

- Кто поедет сопровождающим?

- Никто. Женщины категорически отказываются ехать в ночь, а у этого, - Рабинович повёл головой в сторону родственника, - язва разыгралась. Отложишь выезд до утра?

- Нет, поеду один.

- Ну, что ж, счастливой дороги.

Владимир немного поверил в неё только тогда, когда выехал за город.

- 6 –

Завербовав Владимира, Марлен двинулся на поиски улицы Матросова и дома, в котором затаилась ябедница Анна Лиховец. Слишком серьёзная опасность быстро и неумолимо надвигалась на отделявшегося друга, чтобы можно было тянуть время. Накрыв его, она неминуемо заденет, а то и затопчет начинающего следователя, похерив надежды на приличный кусок белого хлеба с маслом. Уже сам факт знакомства с Васильевым преступен, а если тот, когда ему развяжут язык, вспомнит некстати историю в поезде, то без вины виноватого лейтенанта Колбуна, преданного партии, народу и органам, к гнусной радости Вайнштейна сразу причислят к вражеской шарашке националистских заговорщиков. Не встрял бы тогда, в поезде, Владимир, Марлен бы как-нибудь выкрутился и не мешал бы сейчас хитроумному москвичу плести липкую паутину. А так, приходится делать дырочки и дыры, чтобы не запутала, не закоконила бывшего друга и нынешнего свидетеля, чтобы выпустить его на волю, да и себя, в первую очередь, обезопасить. Потом он для общей пользы уговорит Владимира исчезнуть подальше и навсегда. Ещё и Зоська к нему льнёт. Вайнштейн, конечно, башковитый гад, масштабно мыслит, широко, не увлекаясь деталями, мелочёвкой, но и помощник у него не лыком шит, его умишка достанет подпортить масштабы на мелочёвках. Хватится, а сеть-то дырявая. Марлен утробно гоготнул, радуясь себе. Не зря гуторят, что в большой справе мелочей не бывает. Только не терять времени, не лениться, пока Владимир не попал в сеть наглухо.

Форма, а особенно фуражка с красным околышем и синим верхом, и блестящие офицерские погоны помогли через предупредительно заискивающих жителей и прохожих быстро найти и улицу, и дом, и войти в него без препятствий, и усадить покорных домочадцев за непокрытый деревянный стол, и устроить показательную экзекуцию дурной девке.

- Як прозвища? – спросил страшный незваный гость у низкорослого хозяина с грубыми потрескавшимися мозолистыми ладонями работяги, потеющего напротив и со страхом глядящего на чистый лист бумаги, выложенный Марленом из планшетки, на котором он крупно вывел: «Допрос».

- Лиховец Адам Маркович.

- А у бабы? – продолжал следователь.

- Лиховец Марья, по бацьке – Пятровна.

- А у девки?

- Та тож – Лиховец, Нюркой накликали.

Марлен, не торопясь, упиваясь властью, записал.

- А ведомо ли вам, Лиховцы Адам и Марья, что ваша дура, несмотря на то, что учится в девятом классе, то есть, Лиховец Нюрка-Анна, обманом втиснулась в чужую семью, бесстыдно повисла ярмом на шее мужика и выгнала на улку его жёнку с малым дитём?

Мужик побледнел, потом покраснел, пошёл пятнами и начал угрожающе подниматься, сжав кулаки, баба прижала уголок платка к вздрагивающим губам и, откинувшись назад, скорбно глядела на дочь треугольными глазами, а та, не ожидая скорой расправы без суда и начатого следствия, метнулась к двери как нашкодившая кошка.

- Сидеть-ть!!! – несолидно взвизгнул дознаватель, неожиданно в крике потеряв голос. И когда батька, пошатываясь над столом и с ненавистью глядя вслед улепетнувшему дитяти с женскими формами, снова рухнул на скамью, брякнув костлявым задом, а мать скукожилась в испуге, подняв и вторую руку ко рту, словно сдерживая отчаянный вой, повелитель поманил пальцем притормозившую дочь и приказал: - И ты сядь! Отдельно сядь, на углу!

- Это ещё не всё, - успокоил начальник, когда подследственные уселись под неумолчное хлюпанье носом преступницы, по-детски размазывающей по пухлым ядрёным щекам сопли и слёзы то кулаком, то ладонью. – Кали мужик опамятовал и стал гнать у выю ад себя, яна зусим з глузду зъехала и накропала донос в органы.

Отец опять стал подниматься, никак не находя дрожащими руками надёжную опору.

- Почакай, - остановил мучитель, - паслухай, што нагородила твоя любимая дочка: будто парень заарганизовал вражий кружок из сябров, и они в ём материли савецкую власть и хотели, штоб Беларусь была отдельно от СССР. Гэта нада ж такое придумать, а ещё комсомолка!

Мать, наконец, тоненько заскулила, отец закачался, застонал, облапив взлохмаченную голову, а бдительная помощница органов истерически зарыдала, рухнув головой на стол и катая её по рукам.

Марлен подождал, пока трио сладится и успокоится, и ещё подлил яду:

- Мало того, яна и соседей, яки обороняли от блядства, по злобе в донос вляпала. И як така курвятина в доброй семье народилась?!

- Убью!!! Сучка!!! – взревел соло обеспамятовавший батька и протянул руку, чтобы ухватить выродка, но та, хотя и не глядела, занятая охранительными рыданиями, резво отодвинулась, вскочила и отбежала к печи, упершись спиной и защищая вздыбившуюся грудь перекрещенными руками.