Дмитрий Каралис - Дела семейные

— Так он кто — геолог или ученый? — тихо спросил Алексей.

— Был геологом, а сейчас ученый, — я извинился и пошел проверить насос в колодце.

Отец подманил меня взглядом: «Наверное, пора угли готовить. Как тебе Алексей?»

— Нормально, — сказал я. — Хороший дядечка. Только молчун.

— А что ты хочешь? — пожал плечами отец. — Такая работа…

Гости пьянели медленно, расчетливо, оставляя силы для нескончаемой вереницы тостов и вечерних посиделок — я знал эту манеру компании отца и дяди Жоры, многие половинили стопки или чуть пригубливали водку, предпочитая веселый разговор и шутки мрачноватому отупению.

Я разжег мангал в дальнем конце участка, и потянуло сладковатым ольховым дымом. Насос я выключил — зудящая шпага фонтана мгновенно убралась в пушечный ствол ракеты.

Подарков на ковре возле палатки прибавлялось. Сверточки с бантиками, коробочки и коробки, красивые пакеты, очевидно с рубашками — все это манило воображение, их хотелось скорее открыть, развернуть, глянуть, чем одарили юбиляров.

Мой подарок еще лежал в доме на шкафу, и я ждал, когда дядя Жора предоставит слово детям. А он предоставит, не забудет. Я только побаивался, что мой подарок не оценят, сочтут делом обыденным, семейным и потому немного волновался. Даже мама не знала, что я хочу подарить отцу и дяде Жоре…

Несколько крепких дядек, сидевших за военно-морским крылом стола, подарили дяде Жоре картину — подводная лодка в свинцовых водах северной бухты, а отцу — контур парусника из соломки на синем бархате под стеклом.

Расписной винный бочонок с краником был подарен на двоих — чтобы за добрым напитком и дальше спорить, какая физика важнее — прикладная или фундаментальная.

Подарили два рога в серебряной оправе — тоже для напитков. Два сувенирных кортика, почти, как настоящие, два морских компаса с гравировкой на желтых табличках… Два огромных сомбреро, которые братья тут же надели и, раздвинувшись, чтобы не цепляться полями, пропели: «В бананово-лимонном Сингапуре….»

«Так, — сказал дядя Жора, оглядываясь на дымящий у забора мангал. — Приготовиться детям юбиляров! Где эти чертенята?»

Я принес завернутые в бумагу коробочки. Катька сунула руку под стол и нащупала свой мешок. Она дарила именные рубашки с короткими рукавами, на карманах которых шелковой ниткой вышила инициалы отца и дяди Жоры — чтобы не путали соседи и просто для красоты.

Катька пожелала юбилярам так же дружно и весело справить свое совместное двухсотлетие и продемонстрировала вышивку на карманах. Ей поаплодировали и пожелали продолжить традицию банниковской семьи — родить внуков-двойняшек. Катька закраснелась.

— Вы, оказывается, мастерица, — похвалил космонавт, доливая Катьке вина.

Дядя Жора поднял меня. Я встал, робея, с бокалом.

— Папа, — сказал я, — дядя Жора! Глядя на вас, я всегда завидовал, что у меня нет брата-близнеца. — Я поставил бокал и взял со стола коробочки, оклеенные черным дерматином. — Я хочу подарить вам фотографии вашего детства!

Я осторожно извлек первую фотографию в рамке и показал издали.

Коробочки клеил я, маленькую потрескавшуюся фотографию ретушировали и увеличивали в ателье на Невском. Сначала мне сказали, что сделать с увеличением не смогут — снимок угасающий, потом сказали, что слишком много возни, они могут не успеть к сроку, но я упросил.

Молодые дедушка с бабушкой держали на коленях двух пацанов в матроссках. Дедушка был в военно-морском кителе со звездами на обшлагах, бабушка в темном платье с прозрачным шарфиком на шее.

— Пусть они будут в наших домах…

Я в полной тишине отнес коробочки отцу и дяде Жоре. Отец глянул на фотографию и молча обнял меня. Сомбреро упало с его головы, но он не стал его поднимать.

— Где ты это раскопал? — сдавленным голосом спросил отец.

— В альбоме…

— Спасибо, сына…

Дядя Жора встал и со скорбным лицом показал фото гостям.

— Тридцать шестой год, — перевернув рамку, сказал он. — Нам по четыре года… Н-да… — Он снял сомбреро и опустил голову. — Давайте еще за родителей!

Потом мы ели шашлыки, дядя Гена в сомбреро и лаковых туфлях бил на крыльце чечетку, гости усаживались на ковры, разговаривали, смеялись, кучками разбредались по участку, хохотали, вспоминали прошлое, пили, закусывали, и мне показалось, что Катька и космонавт Алексей неровно дышат друг к другу.

Сначала я засек их сидящими в беседке, где они кормили Чарли шашлыком, потом видел, как Катька опирается на его руку, чтобы вытрясти камушек из туфельки, потом они вместе приседали и нюхали цветы, потом он ей что-то оживленно рассказывал и показывал рукой на темнеющее небо, Катька смеялась, потом куда-то исчезли и появились с задумчивыми лицами.

Катькины родители вышли из дома. Тетя Зина поправила прическу и светски улыбнулась.

— Алексей, ты ляжешь на втором этаже или на веранде? — дядя Жора дружески взял космонавта за локоть. — Зинаида Михайловна тебе постелет. Выспишься по-человечески перед дорогой!

— А можно, я со всеми в палатке? — улыбаясь, попросил космонавт. — Это моя давняя мечта — на сене, на природе… Я уже и чемодан там свой положил.

Дядя Жора развел руками:

— Желание гостя — закон! Ну, как тебе наша дочка, еще не надоела?

— Ну что вы, — сказал Алексей, снимая пиджак и накидывая его на плечи Катьке. — Славная девушка, начитанная, знает много интересного…

Тетя Зина ласкающим материнским взглядом посмотрела на дочку и игриво улыбнулась космонавту:

— Она у нас девушка с характером!

— Это и хорошо! — весело тряхнул головой Алексей. — Так и должно быть!

Дядя Жора оглянулся по сторонам, давая понять, что помнит о конспирации и вытащил из заднего кармана брюк плотно сложенные листы бумаги:

— Хотел показать тебе принципиальную схему оптического прибора по твоей линии… — он задумчиво посмотрел на укрытую пиджаком дочку. — Если не успеем потолковать, возьми с собой и потом сообщишь свое мнение. Идет?

— Идет! — широко улыбнулся космонавт, забирая бумаги. — Так даже лучше! Спокойно, в тиши лаборатории… Мы еще погуляем? — Он вопросительно взглянул на Катьку, и та, опустив глаза, кивнула.

— Гуляйте, гуляйте, — разрешила тетя Зина. — Здесь такой воздух! Говорят, сплошные ионы…

Я заметил, что из кармана пиджака торчит красный цилиндрик моего фонарика с синим ободком изоляционной ленты. Куда-то они собрались?…

В палатке мне досталось место между дядей Сашей Гуревичем и отцом, и я жалел, что не рядом с космонавтом, который улегся у входа. Могли бы конспиративно пошептаться на ночь, потом бы я похвастался, с кем спал бок о бок… «Хотя, кто знает, — думал я, засыпая, — может они с Катькой еще поженятся, и он окажется мне вроде двоюродного брата. Неспроста он лег возле входа — может, еще пойдут с Катькой догуливать…»