Александр Проханов - Теплоход Иосиф Бродский

— Ритуал прощания, господин посол, будет совершаться в древнерусской традиции, которая, после семидесяти лет безбожия и бездуховности, постепенно возвращается в души людей, благодаря в том числе стараниям режиссера Никиты Михалкова, — Есаул старался «окать», чтобы у Киршбоу, любителя всего русского, подлинного, с самого начала возникло ощущение славянского праздника. — Сама ракета побуждает людей, особенно крестьянок из соседних деревень, видеть в ней фаллический символ. Покуда она находилась в шахте, много бездетных женщин приходило потереться об нее животом, чтобы избавиться от бесплодия. В соседних хуторах и селах бегают белокурые ребятишки с заостренным темечком, напоминающим боеголовку.

— О какое место терлись животами женщины? — поинтересовался посол.

— В основном о титановые сопла и рули. Но некоторые — о разделяющиеся боевые части.

Посол внимательно слушал, что-то записывал в книжицу. Видимо, готовил записку в Госдепартамент.

На лугу между тем начинался праздник. Появился оркестр народных инструментов, состоящий из бывших офицеров ракетно-космических войск. Генералы, полковники, подполковники, все в домотканых холщовых рубашках с вышивками и красными ластовицами, заиграли на свирелях и тростниковых дудках, на деревянных ложках и коровьих рожках, на свистульках и сопелях. Их головы украшали веночки полевых цветов. Они были похожи на Лелей с лучистыми глазами сельских пастушков. Заливистыми тенорами выводили:

— Видите ли, мы разработали широкую программу ликвидации ракетно-ядерного потенциала России, — пояснял Есаул. — Теперь вы, американцы, можете спать спокойно. После сегодняшнего дня больше ни одна русская ракета не будет вам угрожать, и все ваши усилия могут быть направлены на борьбу с «Аль-Каедой», которая переходит от использования «боингов» к применению ракет средней дальности. Мы же окончательно превращаемся из ядерной державы в «страну березового ситца», как писал великий русский поэт Есенин.

На лугу появились конструкторы, испытатели, директора ракетных заводов, все в долгополых сарафанах, в кокошниках, некоторые накинули на плечи расписные платки и шали. Стали водить вокруг ракеты хоровод, увивали ее лентами, украшали свежими березовыми ветками. Их лица светились наивным счастьем. Высокими, нежными, как у девушек, голосами пели:

— Мы приняли ряд законов, облегчающих трудоустройство бывших ракетчиков. — Есаул старался говорить медленно, чтобы посол успевал записывать. — Некоторые стали заниматься промыслами и ремеслами, вяжут туески и плетут корзины. Другие начали осваивать опустевшие ракетные шахты, выращивают там шампиньоны. Третьи, и их большинство, образуют фольклорные коллективы и ансамбли песни и пляски. Один из них выступает перед вами, господин посол. Можно было бы продумать программу обмена подобными коллективами между Россией и США. Мы охотно примем у себя ансамбль индейцев, исполняющих «танец орла».

— Среди этих фольклорных певцов только лишь конструкторы «Сатаны»? Или есть и другие ракетчики? — поинтересовался Киршбоу.

— Все без исключения. Видите, вон тот, с краю, в красном сарафане и кике? Это конструктор «Тополя-М». А рядом с ним в лапоточках, подпоясанный лыком, поет так умильно, — это конструктор £С-18.

Киршбоу торопливо записывал/.

На луг «змейкой», притоптывая лапоточками, белея холщовыми портками, придерживая на боках лукошки, короба и сита, выходили ученые, академики, специалисты по баллистике, по твердым сплавам, по ракетному топливу. Все дружно переступали с мыска на пятку, «руки в боки». Хватали из лукошек пригоршни зерна, осыпали ракету. Зерно золотыми брызгами ударяло в титановый корпус, солнечными фонтанчиками стремилось к боеголовке. Академики подпевали:

— Конечно, определенную трудность для нас составляет утилизация боеголовок и стратегических запасов обогащенного урана. — Есаул искренне делился с Киршбоу своими заботами. — Но ваш арест экс-министра атомной промышленности Адамова облегчает проблему. Он организует переправку в ваши арсеналы ненужных нам боевых компонентов, а также запаса урана и плутония, которые мы готовы передать вам по бартеру в обмен на куриные окорочка.

— Каковы, по-вашему, должны быть соотношения окорочков и урана? — насторожился посол, у которого были интересы в сфере «куриного бизнеса».

— Тонна на тонну, — ответил Есаул. — Но возможны варианты.

Киршбоу записал цифры, обведя их кружочком.

Между тем недалеко от ракеты проворные подростки, бывшие курсанты ракетных училищ, красавцы как на подбор, в сафьяновых сапожках, рубахи навыпуск, подпоясанные кушачками, стриженные под горшок, с волосами, блестевшими от лампадного масла, разложили костер. Огонь затрещал, пламя высоко взметнулось. Молодцы подтащили к костру плоское фанерное сооружение, украшенное берестой, еловыми шишками, смолистой хвоей. На фанере старославянскими буквами было начертано: «Ракетно-ядерный щит Родины». Его раскачали, метнули в огонь. Щит радостно вспыхнул, затрещал, береста стала скручиваться, смола текла и горела, искры летели к солнцу.

— Этим мы подводим черту под противостоянием двух наших стран, — сказал Есаул. — Заметьте, это была моя идея — изготовить щит из фанеры и использовать старославянский шрифт. Мы в России стремимся к нашим истокам, следуем рекомендациям Никиты Михалкова.

— Верно ли, что предки этого знаменитого режиссера служили при дворе и щекотали пятки царям, чтобы те поскорее заснули?

— Говорят, что отец режиссера Сергей Михалков щекотал пятки самому Иосифу Сталину. Он сочинил колыбельную песню, которую исполняли ежесуточно в двенадцать часов ночи и под которую засыпала вся страна. Сам же Никита Михалков щекотал пятки Леониду Брежневу, Михаилу Горбачеву, Борису Ельцину и Президенту Парфирию. Все они страдали бессонницей.

Посол записывал и некоторые из фраз энергично подчеркивал.

Настал момент, которого с нетерпением ждал министр обороны Дезодорантов, — военный парад обновленной российской армии. Дезодорантов выронил из глаза монокль, вскочил со скамьи, опираясь на трость, приложил ладонь к бровям, как Илья Муромец, озирающий богатырскую степь.