Илья Стогов - Эра супергероев. История мира в 5 журналах и 3 комиксах

Через какое-то время он навострился бить в ответ. Но членом банды так и не стал. На протяжении долгого детства Джек мечтал только о том, что когда-нибудь уедет из своего квартала.

После школы он попробовал поступить в художественный колледж. Не взяли. «Их смутило, что я рисовал слишком быстро», — позже смеясь рассказывал он. Джек стал рисовать комиксы в газету — для этого образования не требовалось. Его первой самостоятельной полосой было «Братство Мальчишек»: сюжет про детей, создавших на улице собственное государство.

Платили Джеку столько, что впервые в жизни он не балансировал на грани голодного обморока и даже смог снять собственное жилье: набитое клопами, крошечное, с протекающим потолком и сгнившим полом, зато свое. Тем не менее вскоре из газеты он ушел.

— Я им не подходил. В газетах нужны были люди, которые станут заниматься своим проектом всю жизнь. Но я ничем на свете не планировал заниматься всю жизнь. Мне хотелось просто делать то, что нравится, а там посмотрим.

Сперва он брался за разовые проекты, типа карикатур или рекламных картинок: «Ваше Здоровье на Первом Месте!» После этого попробовал податься в мультипликаторы. Его работа на киностудии называлась «инбетвинер» и состояла в том, чтобы дорисовывать мелкие движения персонажей между основными позами, намеченными художником-постановщиком.

— Оттуда я сбежал очень быстро. Я думал, кино — это такая творческая штука. А оказалось, что это фабрика пожестче, чем та, где вкалывал мой папаша.

В это время комикс стремительно вырывался из газетных подвалов на оперативный простор. К тому времени, когда Джеку исполнилось девятнадцать, комиксы стали самым многообещающим литературным жанром в мире. Юноша прибился к крошечному журналу фантастики и стал рисовать для него все, что Бог на душу положит. Мрачный боевик «Дневник доктора Хэйуорда». Вестерн «Вильтон с Запада». Костюмированную драму «Граф Монте-Кристо». Юморески «Абдулла Джонс» и «Сенсационный Морской Пес». Все это здорово напоминало то, с чего начинали Марк Твен или Антон Чехов, только те составляли свои рассказы из слов, а Джек Курцберг из картинок.

Редактор покупал все, что приносил Джек. Но, видя его фамилию в титрах, каждый раз морщился. Не то чтобы редактор был антисемит — вовсе нет! Просто «Курцберг» звучало как-то ну совсем противно. Дошло до того, что редактор спросил, не хочет ли Джек поменять эту дурацкую фамилию? Подумав приблизительно десять секунд, Джек сказал, что берет псевдоним Кирби. Под ним он и вошел в историю литературы.

Летом 1940 года Джек познакомился с девушкой из хорошей еврейской семьи, которую звали Розалинда Гольдштейн. Некоторое время они встречались, ходили в кино и там, сидя на последнем ряду, пытались тискаться. Дальше этого приличная девушка Роззи не шла. Плюнув, Джек сделал ей предложение прямо на вечеринке по поводу ее 18-летия. Сразу после свадьбы он сменил во всех документах полученное при рождении имя Яков Курцберг на красивое Джек Кирби.

Теперь он был стопроцентным американцем и горел желанием доказать родителям Роззи, что в состоянии прокормить семью. Рисовать он стал для большого издательского дома. Раз в неделю сдавал им шесть страниц приключений супергероя по кличке Синий Жук. За это Джеку платили вполне серьезные 15 долларов.

Его генеральный продюсер от качества рисунков Кирби был без ума. И когда концерн прикрылся, на новое место работы талантливого парня постарался перетащить с собой. Новый издательский дом назывался Timely Comics . В нем Джек Кирби впервые в жизни получил приличную должность художественного руководителя компании. Зарплата его выросла до 85 долларов в неделю. Джек смог перевезти жену в квартиру поприличнее, а Роззи купила себе новое платье. В общем, все вроде как налаживалось.

Дело оставалось за малым. Теперь Кирби должен был делом доказать, что деньги получает заслуженно. Руководство ожидало от него какого-то прорыва. Какого-то лихого хода, который мог бы вывести их (честно говоря, довольно захудалую) компанию в лидеры рынка. Размышлял Джек всего пару дней, а потом предложил нового героя, которого звали Капитан Америка.

Вторая мировая началась уже больше полутора лет назад. Гитлер захватил Францию, бомбил Британию и готовился атаковать СССР. Правда, американцы все еще не были уверены, что это их хоть как-то касается. Перед этим полтора столетия подряд внешняя политика их страны строилась по принципу «американцев интересуют лишь дела в Америке». И теперь большинство населения страны считало, что, может быть, стоит дать Гитлеру объединить, наконец, Старый Свет под своей властью так же, как Новый Свет почти объединился под властью США. А то, что нацисты истребили у себя всех евреев, так лес рубят — щепки летят.

Кирби думал иначе. Гитлера он ненавидел, может быть, даже больше, чем тех уродов, что в детстве ежедневно вытирали ботинки об его школьный пиджак. Поэтому на самом первом рисунке, изображающем Капитана Америку, этот накачанный парень в красном с разворота лупит фюрера в нос. Читателю видна лишь могучая спина и летящий на пол Гитлер с расквашенной физиономией. Ба-бах! — так держать, Капитан! Шансы напечатать картинку были ничтожны, но зато, рисуя ее, Джек Кирби будто бы сам треснул по зубам всех, кого так сильно ненавидел.

Тех, кто считал, что Америке не стоит лезть в эту мясорубку, было большинство. Да только что значит мнение большинства в мире, который уже полтора столетия управлялся лишь медиаимпериями? Чарли Чаплин выпустил кино «Диктатор». Альберт Эйнштейн написал руководству страны открытое письмо, которое перепечатали все американские газеты. А Джек Кирби нарисовал парня в красном, который с разворота бил фюрера по его мерзкой антисемитской харе. И всего через семь месяцев после выхода журнала «Капитан Америка № 1» США вступили-таки во Вторую мировую войну.

После 1945-го, когда все уже знали, чем в конце концов закончилась эта история, Кирби любил рассказывать, как здорово все начиналось и как его героя с ходу поддержало все руководство компании. Хотя на самом деле первое-то время ему приходилось совсем не легко. Комикс продали тиражом, который оказался даже больше, чем тираж самого главного американского журнала Time , и всё бы ничего, да только в ответ издательство тут же получило несколько тысяч возмущенных писем с обещанием сжечь к едрене-фене их еврейский гадюшник, втягивающий нацию в никому не нужные военные авантюры.

Доходам хозяева радовались, а угроз побаивались. Некоторое время было совсем не очевидно, что перевесит: жадность или страх. Каждый голос за или против Джека мог стать решающим. Поэтому Кирби надолго запомнил всех, кто поддерживал его в те непростые денечки. Особенно запомнил совсем молоденького племянника гендиректора. Парня звали Стэнли Либер.