Тони Магуайр - Когда вернется папа… История одного предательства

Антуанетта просыпалась с необъяснимым предчувствием, что должно случиться что-то ужасное. Ее переполняло отчаяние, и она жалела, что еще жива. Она подносила запястья к лицу и смотрела на шрамы трехлетней давности. Каждую ночь она разглядывала тонкие синие линии на коже и представляла, как лезвие скользит по ним снова.

Ей хотелось проглотить сотню таблеток аспирина, как когда-то, но затем она вспоминала, как ей было плохо несколько часов спустя, после того как ей сделали промывание желудка. И снова чувствовала вкус желчи, которая обжигала ее горло.

Если ей удавалось уснуть после ночного кошмара, она просыпалась ровно в четыре тридцать. Как будто какой-то злой дух заводил невидимый будильник, чтобы поднять ее. Было еще слишком рано, чтобы вставать, поэтому она сворачивалась клубочком и старалась не спать, чтобы больше не видеть снов. Как только она начинала дремать, перед глазами сразу же появлялись ее родители, которым она была совсем не нужна. Потом она вспоминала свою большую ирланскую семью, которая презирала ее, и людей из родного города ее отца, которые отвернулись от нее. Она пыталась отогнать мысли о Дереке и том вечере, когда он понял, какая Антуанетта на самом деле. Ей казалось, что неприязнь Дерека была символом чувств всех остальных людей, которые узнали о ее прошлом.

Мир пошатнулся, и жизнь Антуанетты дала трещину. Пойти на работу было выше ее сил. Антуанетта звонила и говорила, что заболела. Она действительно думала, что больна, хотя и понятия не имела, что с ней. Все, что она знала, — мир становится страшным местом.

Когда Антуанетта решилась выйти на улицу, шум машин ворвался в ее голову, и ей захотелось закрыть уши руками, чтобы защититься. Она тряслась от страха, переходя дорогу. Ей казалось, что каждая машина несет в себе смерть, она была уверена, что все они хотят раздавить ее и искалечить. Ее охватывал приступ паники, и ноги начинали так сильно дрожать, что почти отказывались слушаться ее, пока она топталась на тротуаре. Когда она решалась перейти на другую сторону улицы, каждый шаг давался ей большим усилием воли.

Она панически боялась заходить в магазин — каждое лицо казалось ей враждебным. Если покупатели молчали, она знала, что только что они обсуждали ее. Она не могла посмотреть в глаза продавцам, а лишь бормотала под нос свой заказ и торопилась поскорее уйти, схватив покупки. Она была уверена, что все над ней смеются и, когда она выходит из магазина, бросают ей в спину злые шутки.

Когда она возвращалась назад в дом, она тихо кралась по лестнице, молясь, чтобы двери комнат других жильцов были закрыты. Ей казалось, что из-за дверей доносится шепот, и она находила прибежище у себя в комнате, подальше от злых голосов. Когда ей нужно было выйти из комнаты, она сначала высовывала голову за дверь и прислушивалась к звукам в доме. Шум воды, слив бачка в туалете, скрип лестницы или тихие шаги — все это служило предупредительным сигналом, что выходить опасно. Только убедившись, что поблизости никого нет, она набиралась храбрости и покидала комнату.

По выходным смех на лестнице, звуки открывающихся дверей и громкая музыка нарушали ее спокойствие. Она затыкала пальцами уши, пытаясь избавиться от нежелательных звуков, которые просачивались в ее комнату сквозь двери. Постепенно ее мир сузился еще больше, и она почти не выходила из дому. Перед ней уже не стоял вопрос о выходе на работу, но она себя слишком плохо чувствовала, чтобы беспокоиться по поводу платы за жилье. У нее еще оставались кое-какие сбережения, и она не могла пока думать о том, что будет делать, когда они закончатся. Антуанетта оказалась в полной изоляции и плыла по течению без всякой поддержки. Единственной радостью, помогавшей забыть о жестокой депрессии, был спасительный глоток водки из спрятанной бутылки. Это был ее последний оставшийся источник утешения.

Игра в счастливую семью, которую Рут вела много лет, подошла к концу. Антуанетта больше не могла играть свою роль. Она больше не могла поддерживать фантазию своей матери, изображая, что они были нормальной семьей. Успокоительная ложь, что она нужна и любима, как всякая нормальная дочь, отныне потеряла свою силу. С той самой ночи, когда мать выставила ее за дверь, больную и одинокую, грубая правда наконец прорвалась наружу, и она не смогла справиться с ней. Когда Антуанетта поняла, что всю жизнь ее потчевали исключительно обманами, черная меланхолия заволокла ее ум.

Почему она не радовалась тому, что родителям больше не хотелось, чтобы она была частью их жизни? Разве теперь она не была свободна? Но Антуанетта слишком привыкла подчиняться, чтобы за такой короткий срок научиться независимости. Собака, привыкшая к побоям, погибнет, если ее выбросить на улицу, заставив самой заботиться о себе. Она станет жаться по углам, не доверяя никому, но будет все-таки надеяться на чью-то доброту. Единственное, чего она не будет ощущать, — это облегчения от своей свободы.

Антуанетта была не способна просить о помощи, она была слишком больна, чтобы понять, что нуждается в ней. Теперь сундучки в ее голове, где были закрыты на ключ старые воспоминания, разом открылись, и оттуда вышла наружу вся правда о ее короткой жизни. Везде вокруг себя она слышала шепот: над ней смеялись и осуждали ее, говорили, что ее никто не любит и никогда не полюбит. Ей предлагали исчезнуть.

Чтобы спастись от постоянно мучивших ее ночных кошмаров, она старалась не спать и вместо этого лежала, свернувшись, в постели. Она обводила взглядом освещенную комнату, выискивая пугающие тени до тех пор, пока не оставалось сил бороться с одолевавшей ее усталостью. Когда, просыпаясь на рассвете, она слышала щебет птиц, приветствовавший начало нового дня, он казался ей резким, неприятным звуком, который эхом отдавался в ее голове. Она лежала в тишине, сжавшись под одеялом, ее тело дрожало, и нескончаемые слезы катились по щекам.

Однажды наступило утро, когда ей стало трудно даже встать с кровати. Она свернулась клубочком и положила в рот большой палец. Ее тело сотрясалось от рыданий, и способность двигаться совсем покинула ее.

Она слышала какие-то голоса в своей комнате, они кружились в ее голове и таяли в воздухе. Она знала, что, если не открывать глаза и не смотреть, кому они принадлежат, они исчезнут. Слова обретали форму и проникали в ее голову, но она старалась не впускать их.

— Открой глаза, Антуанетта. Ты слышишь меня?

Она узнала голос своей хозяйки, но попыталась сжаться еще сильнее, чтобы ее не беспокоили. Послышался звук удаляющихся шагов. Ей казалось, что прошло совсем немного времени, и голоса вернулись снова.

— Что с ней, доктор? Я не могу ее разбудить.

Раздался другой голос: