Макар Троичанин - Да пошли вы все!.. Повесть

Вода в ванне посерела от грязи. Дарька нагрелся и тяжело задышал, и Иван Ильич заторопился:

- Сейчас, сейчас!

Он всячески старался, чтобы мыльная вода не попала в уши и в глаза – вот когда по-настоящему пригодились чуткие пальцы электронщика, но она стекала на нос, и космонавт недовольно фыркал и чихал. Разомлев, он поднял глаза на хозяина, давая понять, что процедура ему надоела.

- Ещё потерпи! – уговаривал тот, выпустил грязную воду и, отрегулировав душ, смыл её с заблестевшей шерсти. – Видишь, сколько на тебе грязи? – выговаривал другу. – А ты кобенишься-кобелишься. Ещё немного, и готов на выставку!

Когда закончил и критически осмотрел заново рождённого, то удивился, до чего тот стал маленьким и худеньким с прилипшей к рёбрам шерстью. Только уши да обрубок торчали, и удовлетворённо сияли большущие глаза. И как в таком крохотном тельце, пережившем такой нечеловеческий стресс, сохранилась богатая жизненная энергия и воля к жизни! Сам-то Иван Ильич сник и от меньшей встряски после развода. Неврастеник, одним словом, да и только!

- С лёгким паром! – поздравил он маленького друга с большой душой.

Осторожно поднял, поставил на ванную доску и накрыл полотенцем, впитывавшим стекающую воду. И Дарька помог – встряхнулся всем телом, обдав брызгами Ивана Ильича, и даже улыбнулся, заметив, как тот от неожиданности слегка отпрянул.

- Спасибо!

Второе полотенце понадобилось, чтобы завернуть малыша – не дай бог, простудится! – и отнести на диван. Подняв кулёк и прижав к груди, Иван Ильич вдруг вспомнил, как принял когда-то в роддоме почти такой же с дочерью и почти так же млел от близости самого родного человечка. Теперь её ни в какой кулёк не завернёшь и прижать к груди неудобно. И было это очень-очень давно и совсем-совсем недавно. А теперь из махрового полотенца торчала осоловелая усатая мордочка отмытого дьяволёнка, и была она такой симпатичной, что страстно захотелось чмокнуть, но чересчур расчувствовавшийся сангвиник, сдерживаемый прежними многочисленными правилами, сдержался и в этот раз, подумав, что псу может не понравиться. Переложив полотенце так, чтобы под Дарькой была сухая сторона, он опять завернул его в кулёк, уложил в уголок дивана и присел рядом, ожидая, пока окончательно разомлевший Дружок не закрыл затуманенные глаза, сопротивляясь сколько мог, и, положив голову набок, заснул. Иван Ильич поправил ему подвернувшееся ухо и ушёл на собственное омовение. Изменив обычаю, он не стал киснуть в ванне, а быстро вымылся под душем и заторопился к спящему. Тот безмятежно спал в кульке и даже не открыл глаза, когда хозяин, сидя, чтобы не потревожить друга, примостился рядом.

«Счастливец!» - подумал счастливо. – «Дрыхнет без задних лап и никаких забот о хозяине». А тому надо думать, как быть завтра. Хотя и думать особо не о чем, всего-то два приемлемых реальных варианта. По одному – оставить пса на день в квартире и целый день мучиться мыслями, как он там, в огромной запертой клетке. По второму – оставить несчастного на улице и целый день беспокоиться, где он и что с ним: не убежал ли снова на базар, посчитав, что его выставили за дверь насовсем, или залёг в скорбной апатии у дверей старого жилья. «О-хо-хо!» - тяжело вздохнул Иван Ильич, не зная, как выйти из безвыходного положения. Так ничего и не придумав, оделся, напился чаю и сел в кресло к телевизору посмотреть «петросянщину» без звука. И в какой-то момент жалкого кривляния бабок его осенило. Не медля, он ринулся в кладовку, отыскал заржавевшую тупую и покрытую от бездействия четвертичной пылью ножовку – как ещё вспомнил о её существовании! – и решительно подступил с добытым орудием к входной двери. Оказывается, и из безвыходного положения есть выход, и он устроит его в нижнем углу двери, вырезав квадрат, чтобы Дарька мог пролезть туда и обратно. Эврика! Попотев с непривычки, не давая себе ни минуты, чтобы не передумать, он единым духом вырезал дыру, надеясь, что коты не станут частыми гостями в квартире. Чтобы снаружи не так дуло, набил сверху кусок старого одеяла. Всё! Осталось дождаться, когда проснётся пёс, и напару с ним освоить ходы-выходы. «Ай да молоток – радиоэлектроник!» - похвалил себя домашний рационализатор. – «Одной дырой убил сразу два взаимоисключающих варианта!» Но тут подъёмное настроение подпортила Марья Ивановна. Услышав непонятные звуки, а может быть, дождавшись его шевеления на площадке, она опять вышла, но была уже спокойнее, как будто начала свыкаться с дорогой потерей.

- Что это вы мастерите, Иван Ильич? – даже попыталась улыбнуться. – Дыра? – увидела испорченную дверь. – Зачем?

Изобретатель нехотя и скупо объяснил.

- Господи! – воскликнула она. – Я же вам говорила: не беспокойтесь, мы с ребятами присмотрим за собачкой.

Как раз этого Иван Ильич и не хотел, помня о вечно дерущихся и ругающихся шумных её ребятах, постоянно выскакивающих на этажную площадку, боялся, что так напугают и затравят малыша, что он и дорогу к новому дому забудет.

- Теперь не надо, - отказался он от третьего, не предусмотренного, варианта. – Лишь бы ребятишки ваши не обижали Дарьку.

- Да что вы! – всплеснула она руками. – Они собак любят.

«Любить-залюбить можно и до смерти», - не поверил строптивый сосед и переменил тему:

- Что вам сказал участковый?

Марья Ивановна обиженно поджала губы и сухо ответила:

- Взял заявление. Сказал, что передаст в отдел, а они будут искать.

- Ну вот! – обрадовался Иван Ильич горе, свалившейся с плеч. – Я же говорил! Там и специальные люди, и связь со всеми организациями. Найдут! Завтра и найдётся, вот увидите! – обрадовал с полным равнодушием к поиску.

- Найдётся, - безучастно согласилась и она. – Только вряд ли с деньгами: все унёс из дома.

«И у меня взял. К чему бы это?» - вспомнил и удивился щедрый сосед запасливому финансисту, пропавшему с чужим капиталом.

- Как жить-то? – спросила пострадавшая соседка у невиновного, смочив глаза жалобными слезами.

«Надо помочь», - тут же решил неисправимый альтруист, вспомнив, что увильнул от поисков мужа.

- Подождите здесь, - попросил и ушёл к себе.

Порывшись в отощавшем за два дня кошельке и пораздумав, взял две пятисотки.

- Вот, возьмите, - протянул их Марье Ивановне.

- Да что вы! Зачем? – запричитала та, взяв деньги. – Век не забуду вашей доброты! А то знаете что? – встрепенулась, шагнув к благодетелю. – Давайте я вам простирну что. – Он не успел возразить, как она зачастила: - И убирать могу у вас в квартире. А если хотите, и ужин сварить могу. Я хорошо готовлю! Чисто! – и всё смотрела на щедрого заимодавца преданными глазами бедной родственницы.

- Нет! Нет! – почти закричал он, испугавшись впустить женщину, да ещё и чужую жену, в спокойную холостяцкую жизнь и вешать себе на шею чужую обузу. – Не стоит! Спасибо! Я справляюсь сам, - и, окончательно прерывая затянувшийся нескладный разговор, пожелал: - Спокойной ночи! – и быстро ушёл.