Александр Анянов - Рожденные ползать

Самым трудным оставалось угадать — о чем они будут разговаривать. К этому нужно было основательно подготовиться, чтобы блеснуть эрудицией и интеллектом. Попытаться навязать ей свою любимую тему: «Использование истребительно-бомбардировочной авиации в локальном конфликте средней интенсивности», казалось делом совершенно бесперспективным. Что тогда? Проницательный Славка, почти безошибочно догадался, что художница постарается заставить его бороться по своим правилам. Значит, скорее всего, она выберет тему живописи, в которой, безусловно, разбирается. Несомненно, с ее точки зрения, это лучший способ показать — для него приглашать такую девушку на свидание, все равно что, залезать со свиным рылом в калашный ряд.

Слава пошел в библиотеку училища и с трудом нашел там довольно заумную книжку по живописи, без единой картинки с голыми женщинами. Книжка называлась: «Деградация и упадничество западного искусства или путь в никуда». «Вот, это то самое, что доктор прописал!», — подумал Шувалов и взялся за изучение.

При встрече все получилось почти так, как он и предполагал. Холодно кивнув вместо приветствия своей красивой головкой с короткими светлыми волосами, художница с места в карьер спросила его, как он относится к искусству. Слава осторожно ответил, что положительно. И началось…

Она говорила и говорила, помахивая пальчиком в такт своим словам, все больше поднимаясь в своих собственных глазах над раздавленным оппонентом. Абрек, как опытный карточный шулер, который дает своему неискушенному партнеру выиграть одну-две партии, чтобы потом раздеть его до нитки, молчал. Он, открыв рот, с глупым видом слушал ее словоизлияния, всем своим видом показывая полную ничтожность.

Дождавшись, когда девушка окончательно расслабилась и потеряла осторожность, Слава начал действовать. Для начала он бросил фразу, будто считает, что ее информация не точна — предшественником сюрреализма был скорее дадаизм, нежели кубизм.

Что тут началось! Он считает?!!! Да кто он вообще такой, чтобы высказывать какое-то мнение, лапая чистое искусство своими немытыми руками. Однако Шувалов начал аргументировать свои мысли, ссылаясь на Бретона, Арагона и Элюара. Он обильно пересыпал свою речь названиями картин Сальвадора Дали и Макса Эрнста, свободно рассуждая об автоматическом письме — творчестве без контроля сознания, опирающемся только на подсознательные импульсы. Художница вначале сильно упиралась, но тогда Абрек стал цитировать целые страницы из книжки, которые услужливо предлагала его великолепная память.

Очень скоро они поменялись местами. Теперь уже девушка, глаза которой открывались все шире и шире, не имела ни малейшей возможности вставить хоть слово. Славка вошел во вкус и, в конце уже так обнаглел, что небрежно бросил:

— А как звать то тебя, Муза?

— Я не Муза. Я — Инга, — растерянно пробормотала она.

Первый раунд остался за ним.

В следующие выходные, Слава пришел на свидание в твердой уверенности, что отбил у Инги охоту разговаривать на заумные темы, раз и навсегда. Однако он жестоко ошибся, девушка предложила обсудить произведения Кафки и поэзию Рембо. Счет стал — 1:1.

Теперь Шувалов готовился к каждой встрече основательно. Его кругозор возрастал в геометрической прогрессии, но каждый раз он не был уверен, за кем останется победа. Правда, нельзя сказать, что они только спорили. Их взаимоотношения также же успешно развивались во всех других областях, и однажды ЭТО случилось.

Абрек, мужчина весьма горячий и выносливый в сексуальном плане, был снова поражен совершенно нелатышским темпераментом своей новой подруги. Казалось, и здесь они не столько получали удовольствие друг от друга, сколько соревновались, кто кого вперед замучает до смерти. Порой, едва расползаясь в разные стороны, после очередной битвы любовники через каких-нибудь полчаса начинали все сначала.

Славка не мог больше учиться, с трудом сдавая зачеты и экзамены. Он думал только о том, когда в следующий раз сможет опять завалиться с Ингой в кровать. Это было как наркотик, Шувалов уже совсем не мог обходиться без нее. Утешало одно — было очевидно, что и с ней происходят аналогичные процессы.

Сейчас уже и не вспомнить, кому первому из них пришла в голову мысль пожениться, только вскоре это произошло. Славкины родители отнеслись к этому довольно спокойно — тебе жить сынок. С родителями Инги сложилась совершенно иная ситуация. Довольно известные в Риге, представители латышской творческой интеллигенции, любимой «кухонной» темой которых было обсуждение оккупации Латвии Советским Союзом в 1940-м году, впали в шок. Свой собственный оккупант в доме — такое им могло присниться лишь в кошмарном сне!

Таким образом, у молодых с самого начала возникла проблема, где жить. Родители Инги не хотели видеть Славку у себя, а Инга не желала находиться под одной крышей со свекровью. Тогда они стали искать квартиру для съема и скоро нашли, в районе, недалеко от морского порта. Квартира была однокомнатной, зато отдельной, да и просили за нее недорого.

И началась у них новая жизнь. Все время, которое Шувалов был не на учебе, молодожены проводили в постели. Ели, пили, разговаривали там же, чтобы не терять времени. В своей крохотной квартирке, среди натасканной от друзей и родителей рухляди, они были абсолютно счастливы, подтверждая хорошо известную истину — с милым рай и в шалаше. Но это если только с милым!

Увы, ничто не вечно под луною. Первая трещина в уютном Славкином мирке, появилась после окончания училища, когда он, вместе с новехонькими лейтенантскими погонами, получил назначение на авиационную базу Дурасовка. Инга категорически отказалась ехать с ним в «отдаленный гарнизон» (ха, ха, ха — в 60-ти км от Таллина). Она не видела себя вне искусства. Напрасно Шувалов убеждал ее, что настоящий художник может творить где угодно. Все было бесполезно. В сильном разочаровании Славка уехал один, но не терял надежды, в один прекрасный день забрать с собой и супругу.

Естественно, при малейшей возможности, он бросал все и несся сломя голову в Ригу. Супруга также, неоднократно навещала его, но даже, несмотря на это, встречаться чаще, чем два-три раза в месяц, не получалось. Примерно через полтора года, после его переезда в гарнизон, Инга объявила, что она беременна. Шувалов был счастлив. Скорее всего, это, так или иначе, должно положить конец их раздельному проживанию. Потом наследник, (а Славка не сомневался, что родится сын) - это было так чудесно, что не в силах сдержаться, он закружил Ингу по комнате. Когда Шувалов снова поставил ее на пол, девушка мягко отстранилась, и немного подумав, бросила странную фразу: «Впрочем, еще посмотрим…»