Александр Анянов - Рожденные ползать

— А вот у меня с мужем никакой любви, зато четверо детей. Клянусь, в последний раз этому подлецу дала. Все они кобели, только бы свое удовольствие справить! — поделилась своим мнением сильно пожитая женщина, в зеленом больничном халате, пребывающая в палате по причине послеабортного осложнения.

— Дурехи! Сами не знаете, что хотите, от того и маетесь. Что козел, что кобель — скотина полезная в домашнем хозяйстве. Если только умная хозяйка. А так…, — махнула рукой пожилая женщина с белыми, как снег, седыми волосами. — Эх, был бы мой старик жив! — и отвернулась, утирая глаза тыльной стороной ладони.

Гусько потер руками уши, чтобы не отморозить, и покосился на марширующих рядом с ним солдат. Их было шестеро, вместе с ефрейтором. Бойцы, разбитые на пары, как в детском саду, молча, и совсем не в ногу, топтали дорогу тяжелыми кирзачами.

Юра снова вернулся к своим мыслям. После неудачного полета в Швецию и, особенно, после происшествия с лючком, все его внимание сосредоточилось на том, как бы «закосить» от службы. Законных вариантов было немного, а точнее всего один — заболеть. Вначале, Гусько решил применить свое обычное средство. Однако его действия никто даже не заметил. Красно-синяя опухшая рожа симулянта практически ничем не отличалась от обветренных и промороженных лиц остальных технарей. Тогда, на следующий день, он подошел к инженеру эскадрильи и пожаловался на сильное недомогание и температуру. На просьбу разрешить несколько дней не выходить на службу, чтобы отлежаться в гостинице, капитан Тихонов выпучил свои круглые рачьи глазки и прорычал:

— Техник может находиться только в двух состояниях: или на стоянке, или в госпитале!

Юре ничего не оставалось делать, как тащиться в медсанчасть, используя свой последний шанс. Тихон дал ему полчаса и отпустил.

В медсанчасти «больного» встретил начальник подразделения — майор медицинской службы. На его сером одутловатом лице, от недостатка свежего воздуха и избытка медицинского спирта, отразилось неподдельное удивление. Молодые, здоровые офицеры не часто баловали майора своим вниманием. Узнав о Юриных проблемах, медик померил температуру, посмотрел язык, зачем-то постучал молоточком под коленкой, затем протянул ему несколько таблеток.

— Я думаю, в госпитализации нет никакой необходимости, — прозвучал вердикт. — Само пройдет.

Гусько окончательно потерял почву под ногами. Ни один из действующих на гражданке приемов не годился в армейских условиях.

Еще больше его настроение ухудшил разговор с начштаба эскадрильи, произошедший сегодня, после утреннего построения. Узнав, что его назначают ответственным в казарму, Гусько так расстроился, что пропустил мимо ушей почти все инструкции Чернова. Однако главное он все-таки уловил. Сразу после окончания рабочего дня нужно было зайти на КПП и забрать оттуда шестерых эскадрильских солдат, которые занимались там ремонтными работами. Потом построить их и отвести прямиком в казарму.

И вот, Юра идет рядом со своей «бригадой», мечтая только о том, чтобы поскорее закончить неприятные для него обязанности. Они прошли уже больше половины пути, когда Гусько уловил знакомый запах — дорога проходила мимо технической столовой. На секунду, в его голове мелькнула здравая мысль: сначала доставить бойцов в казарму, потом вернуться поужинать. Однако, Юра, как известно, никогда не поступался своими принципами. Глядя на виднеющееся неподалеку впереди серое здание казармы, он сердито решил про себя: «Да что я им, нянька, в самом деле!». Бросив на ходу: «Идите дальше без меня. Я к вечерней поверке подойду», — Гусько устремился прямиком к предмету своего вожделения.

Когда за лейтенантом захлопнулась дверь столовой, двое рядовых, замыкающих строй, переглянулись. Это были два друга: Помидоров и Полупушистый, известные в солдатской среде, как «двойной или «полный «П»", из-за первых букв своих фамилий и склонности к разного рода авантюрам. Помидоров вполголоса обратился к своему товарищу:

— Слышь, ты, пушнина недоделанная?

— Да пошел ты…, — лениво огрызнулся его приятель.

— Ладно, Толян, не обижайся. Шучу! Давай, сегодня тоску развеем.

— А как?

Помидоров шепотом поведал о полулитровой бутылке технического спирта, который был слит им с самолета неделю назад и теперь терпеливо ждал своего часа, захороненный в лесу в зоне второй эскадрильи. Видя, сомнения друга, он принялся за уговоры:

— Дурак, когда такой шанс еще представится. Линяем!

— А что Березе скажем? Он ведь вроде остался за старшего, — все еще сомневался Полупушистый, имея в виду ефрейтора Березкина.

— Тоже мне командир нашелся. Лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора! Мы с тобой кто? Деды или салажата зеленые? А вякнет что-нибудь, пообещаем ночью темную устроить.

Толян, однако, все мялся в нерешительности:

— Я без закуся не могу.

— Конечно, — согласился Помидоров. — Что мы с тобой, бухарики какие-то? Сейчас хлебом на кухне разживемся.

Раздобыв полбуханки хлеба у земляка хлебореза, друзья прихватили фляжку с водой и исчезли в темноте леса.

Спирт, сильно разбавленный керосином, пах просто тошнотворно. Еще противнее он был на вкус. Но они являлись солдатами героической Красной Армии и принимали присягу, в которой их ясно предупреждали о трудностях и тяготах армейской службы. Зажав пальцами нос, друзья по разу приложились к горлышку. Дальше было уже проще. С каждым глотком напиток шел все лучше и легче, и, наконец, за разговорами, они с удивление обнаружили, что бутылка пуста.

— Что-то маловато, — икнул Полупушистый. — Вот бы добавить.

— Сейчас раздобудем где-нибудь, — заверил друга Помидоров, тоже плохо осведомленный, как коварно медленно действует спиртное на сильном морозе.

— А где взять?

— Ты что, маленький? Счас, по хуторам прошвырнемся. Они все самогонку варят, гады. Неужели, не поднесут по стаканчику защитникам Родины.

— Пошли, — решительно встал Полупушистый.

Единственный хутор, который они знали, располагался за пределами гарнизона, неподалеку от КПП, где они сегодня, так ударно трудились. Через некоторое время, друзья, пробравшись, как партизаны темным зимним лесом, подлезли под колючую проволоку никем не охраняемого периметра аэродрома и оказались за пределами части.

Старик-эстонец сильно удивился, увидев на своем пороге двух солдат. Несмотря на то, что они едва стояли на ногах, тут же прозвучало категоричное требование поделиться самогоном. Хуторянин поначалу пытался все решить миром. Даже когда друзья, оттолкнув его, ввалились в дом, он продолжал уговаривать их уйти и клялся, что у него нет ни капли спиртного. Бойцы, однако, продолжали настаивать на своем в ультимативно-матерной форме.