Валерий Шелегов - Зелёный иней

Эрику начал «ощущать», когда вырвался из внутренней орбиты этого центра духовного притяжения. В Магадане.

Не без удивления обнаружил, что «Дело», за которое взялся бесконечно. И Дело это, как неизлечимая тоска, жило во мне и тянуло из меня жизненные соки. Не падкий на вещи и деньги, вдруг обнаружил в себе эгоизм, какой не ожидал. Страдал, но делиться временем ни с кем уже не желалось. Эрику и Ромку этот эгоизм не касался. Приятно заботиться о женщине, которую чрезвычайно ценишь. Ценил и дорожил отношениями с Людмилой. Приятно заботиться о Ромке. Родным детям «отцовская любовь» не досталась. Нашла выход к мальчишке Ромке. Через женщину?!

Ромка от порога кинулся в распахнутые руки. В шубейке, лисья подростковая шапка. Глаз не видно. Стащил зубами варежку за кончик вязки, поддел козырек. Открылся рыжий чуб, выпуклые глазищи веселого тигренка. Он и походил на тигренка дальневосточного. Шумно сообщил, протягивая к моему лицу кулачок с оттопыренным пятым пальцем.

— Во! Дома мама не позволяла мне носить их в кулачке. Я их в садике сжимал! — обнял меня, а сам потянулся за плечо посмотреть в комнату: там стоял ушастый рулем «конек-горбунок».

— Куда понес снег. В валенках?! — остановила мать Ромку, кинувшегося к велосипеду.

— Разденься!

Стянула песцовую шапку, расслабилась станом под распахнутой дубленкой. Оперлась плечом на дверной косяк. Отдыхала после перенапряжения пуржистой улицы. Ходить в пургу приходится в наклон и на ощупь ногами и глазами. Пурга разыгралась порядком. Снега на одеждах принесли много. Эрика тоже залюбовалась велосипедом. Эрика радовалась за Ромку. На трех резиновых накачанных шинах, на блестящих никелем ободах — спицами к оси, велосипед и вправду смотрелся сказочным «коньком-горбунком». Наполнял каким-то особенным смыслом и светом пустоты углов комнаты.

Принял из ее рук сумку с покупками. Прошел к кухонному столу, сгрузил кошелем на стул. Стол занят ужином. Готовым. Отварить рожки осталось.

Заглянула на кухню. Не выдала удивления накрытому столу. Вернулся. Помог снять дубленку. Подставил ей стул. Стянул плотные в голяшке торбаза. Эрика скрылась за створкой шифоньера и стала переодеваться в домашний халат.

Ромка вкатился на велосипеде в кухню. Задиристо жал-отпускал пальчиком рычаг велосипедного звонка. Круглая крышка звонка сверкала серебром и тренькала от молоточка рычага на весь дом.

Из ванной Эрика вышла посвежевшая, прибранная прической.

«Молодая хозяйка». В общаге не посверкаешь голыми лытками, в тапочках на босую ногу. В халатике, под которым одни трусики. Общага. Холодно. Каждый прячется в ракушке условностей.

Понял, мне доверяют.

«Что могу?» — мучился. Тяга к Эрике не искупала губительной тоски по Якутии. За письменным столом обреталось равновесие и наслаждение от осмысленного труда.

Пропадала «благодать»?! Ощущал под собой грешную землю.

Усмехался:

«Зачем выдумывать? Эрика. Ромка. Грешная жизнь. Пиши».

После ужина Эрика стала укладывать Ромку. Привычный гулять в такое время в общежитии, мальчишка не стал противиться. Покружил на велосипеде в центре зала и уперся колесом в кресло, на котором спит.

Эрика привычно раскинула кресло в длину и застелила бельем. В ванной комнате упруго хлестала из крана струя воды. Набиралась ванная. Эрика убрала стол. Приготовился уходить в общежитие. Думалось о рукописях на рабочем столе в круге света от настольной лампы. Желалось, до ломоты в теле, покоя.

Одиночества. Рядом с «живым» Океаном. Его звериное дыхание не пугало, наполняло душу силой и особым смыслом. Заходить в общежитие, решил, не стану.

Ромка позвал. Он под одеялом.

— Нагнись, — попросил.

Приподнялся, охватил кольцом рук шею.

Зашептал на ухо:

— Живи у нас. Спи с мамой. Мы тебя ждали…

Такого «участия» к себе от Ромки не ожидал. Хмель от рюмки вина за ужином расслабил. Понимание нужности давило. Хотелось свободы. Мифом казалась далекая Индигирка, дети от женщины по имени Наталья. Очевидное и вероятное — зримое и осязаемое находится в этой теплой квартире…

В Иркутском Союзе писателей на «Степана Разина» прозаик Дмитрий Сергеев положительно оценил «сырые прозаические работы».

«Работать. Самообразование». Предлагало будущее.

Одинокая жизнь и полная отдача сил делу, за которое взялся. Не выбирал судьбу, она меня выбрала.

«Какое место в этой судьбе определено Эрике и Ромке?»

Не определился. Не знал. Известные схемы семейной жизни не подходили. Замуж Эрика не пойдет. Этого не требовалось. Жена Наталья хоть и миф, дочь Александра реальность, которую любил всем сердцем. Вся жизнь могла показаться выдумкой, только не дочь. Второго ребенка не видел и не знал. Рождение второго ребенка давило неизвестностью и ответственностью. Угнетала невозможность жить рядом с ними.

В родове отца взрослые любили детей. Внуков у деда много. Все выросли. Всем помощь оказана, совет да любовь дети знали. Кто окажет помощь моим детям? Наталья родителей не помнит. Выросла в интернате. Непримиримость к мнению других, в Наталье от «незнания семьи». От незнания примера отношений родителей, от незнания любви к братьям и сестрам. Жесткий «интернатский характер». Поссорившись, из вредности молчит неделями. Знал это, понимал, когда тянул в ЗАГС. Не желала. Без любви. Не любила. «Верила в хорошего человека». Говорил с ней о ее проблемах. Просила терпения, привычки. Терпел бы и дольше. Полярное сияние в сентябре на реке Иньяли освободило от этого терпения. Любовь осталась. И теперь мучила. Терпение требовалось теперь за письменным столом…

В зал пришла Эрика. Предложила помочь ей раскинуть створки дивана. Мужики тащили диван из общежития и с корнем вырвали шурупы, крепящие подвижную спинку.

Поднялся от Ромки. Потянул спинку, вышла из пазов углом. Стало стыдно за свою безрукость, обидно за Эрику. Отвертка и молоток в хозяйстве нашлись, оставил прежний хозяин, уезжая на материк. Прочно закрепил на шурупах шарниры. Эрика придерживала спинку дивана. Дивилась простоте решения проблемы.

— Струны для гардин купила. Володя обещал поставить. Неделю жду…

Лежит картонная упаковка с «гардинной струной» на узком подоконнике широко окна. Стекла затянуты пленкой. За окном полярное темное небо. Горячие радиаторы греют комнату жарко. Ковры в рулонах дыбятся в углу. Вешать на стены надо. Без мужских рук не обойтись одинокой женщине. Кого звать? Просила Володю через Валю.

— Застели, пожалуйста. Я, в ванную, — подала от шифоньера комплект постельного белья.

«Отдохнул…», — подумал с иронией над своими планами расслабиться в ночном кабинете.

Эрика ушла.

Позвал из темноты Ромка.

— Ты ей ничего не говори. Не уходи и все. Она очень тебя ждала…