Анош Ирани - Песня Кахунши

Но дверь храма заперта на железный замок. Чамди заглядывает внутрь сквозь решетку на окне. Теперь старуха с гирляндами следит за ним. Даже роняет бархотку на землю. Чамди хотел было подобрать цветок, но тот упал в сточную канаву.

Чамди заглядывает в окошко, хочет рассмотреть, какой там внутри бог, но ничего не видно. И что это за бог такой, если он даже храм осветить не может? Спасибо хоть не холодно, значит, по крайней мере, у бога теплое сердце.

По ступенькам дома торопливо сбегает человек с черной папкой в руках. Волосы у него смазаны маслом и аккуратно расчесаны на пробор. Он поднимает руку, смотрит на запястье и прибавляет ходу. Вот только часов у него на запястье нет.

Опять этот голод. Надо скорее найти еду, а то голова закружится и тошнить будет. Чамди не привык голодать, да и здоровье у него слабое. В приюте все время давали одно и то же и вообще кормили мало, но хоть кормили, а от пищи были силы. Пусть – говорит голод – ребра у Чамди видны даже под майкой, но пока они все-таки внутри тела. А вот если он сегодня не поест, ребра станут еще заметней, а ночью прорвут кожу. Жители района их увидят и испугаются. Будут говорить: «У этого мальчика ребра превратились в бивни и вылезли наружу».

Чамди вздыхает и возвращается к лавочке, где торгуют папиросами и едой. У лавочника узкое лицо, подбородок и щеки заросли седой щетиной. Он почти такой же тощий, как Чамди. С чего бы? Ведь лавка битком набита сладостями, хлебом и папиросами. Ах вот оно что! Наверное, вместо того чтобы есть, он все время курит!

– Чего тебе? – спрашивает лавочник.

– Я… можно мне немножко еды? Пожалуйста.

– А деньги у тебя есть?

– Нет, денег нет, но мне бы хоть маленький кусочек хлеба…

– Денег нет?

– Нет.

– И кусочка хлеба тебе хватит?

– Я со вчерашнего дня не ел.

– Ладно. Бери что хочешь.

Чамди не верит своим ушам.

– Бери что хочешь, – повторяет лавочник. – Печенье будешь?

И, не дожидаясь ответа, начинает открывать банку с печеньем. Крышка сидит плотно и не поддается. Хоть бы банка побыстрее открылась, а то вдруг лавочник передумает. Открыл…

– Ну бери, – говорит лавочник.

– А сколько можно взять? – спрашивает Чамди.

– Сколько хочешь.

– Я три штучки возьму, можно?

– Бери, бери.

Чамди запускает пальцы в банку. Лавочник с силой захлопывает крышку.

Чамди вопит от боли.

– Воришка! – кричит лавочник. – Сначала воруешь с прилавка, потом еще клянчить приходишь!

Чамди от изумления даже перестает чувствовать боль.

– Вчера один из ваших масло у меня стащил! Еще подойдешь к лавке, я с тебя шкуру спущу!

Лицо лавочника перекошено от злости, и Чамди даже не пытается оправдываться. Он бросается наутек, мимо храма, даже на бога в окошке не глядит, и останавливается только у крана. Рука сильно болит. Первый день в городе, а он уже наслушался обидных слов, и никто ему не помогает. Может, сердце лавочника почернело от папирос, поэтому он так и поступил? Вдруг на Чамди наваливается страшная усталость. Он садится на корточки под краном и подставляет голову под струю воды, прохладную как дождь.

Кран всхлипывает. Вода больше не течет.

Солнце обжигает шею, по спине бегут струйки пота. Хочется прикорнуть под навесом или под деревом, но теперь Чамди понял: чтобы поесть, надо скорее найти работу.

Он озирается, ищет лавку, где нужен был бы уборщик. Он же помнит, как Джоти мыла в приюте полы. Когда она болела, он сам помогал миссис Садык. Он и подметать умеет. Чамди останавливается перед вывеской «Новый ресторан Ширин: могольская, пенджабская и китайская кухня». Но лысый человек за кассой ругает официантов – сейчас к нему лучше не подходить. Рядом магазин одежды «Коллекции Пушпам». Там даже кондиционер есть, но сюда Чамди точно не пойдет: просто не решится войти. Его белая майка продрана и давно не стирана, и резинка на шортах совсем растянулась.

Чамди подтягивает шорты и замечает старика, который читает объявление на доске. Написано на маратхи, так что Чамди не может разобрать ни слова, зато узнает наклейку с тигром. Дочитав, старик поднимается по ступенькам в винный магазин «Пуджа». Старика тут явно знают, ему и говорить ничего не надо – продавец сразу уходит, возвращается с бутылкой и кладет ее в коричневый бумажный пакет. Может, старику стыдно, что он купил бутылку, вот и прячет ее в пакете? Чамди глядит на витрину и вспоминает Рамана. Если собрать все бутылки, которые Раман выпил за свою жизнь, так они, наверное, на этих полках не поместятся. В магазине есть большие старинные часы, очень похожие на те, что в приюте. Стрелки показывают три. А в приюте сколько? – думает Чамди, и ему сразу становится стыдно. Конечно, там такое же время. Просто ему кажется, что приют в какой-то другой стране.

Вот еще один магазин, но он закрыт, и стальная штора опущена. Перед магазином устроился старик-нищий. Растянулся на большом джутовом мешке, в ногах миска с парой монеток. Солнце изо всех сил бьет ему прямо в лицо, а он изо всех сил щурится в ответ. По щекам ползают мухи, но он вроде и не замечает. Нищий не спит, он пытается встать и не может. Чамди хочется ему помочь, но страшно: а вдруг старик сумасшедший, вдруг он его ударит? Лучше не рисковать – один раз его уже назвали вором!

Чамди шагает обратно к храму.

Окошко бесплатного медпункта забрано решеткой. Похоже на большую коричневую клетку. Наверное, по ночам люди забираются и крадут лекарства. Чамди жалко больных. Когда у Чамди поднимается температура, на небо смотреть нельзя, не пускают. А ведь синее небо – самое лучшее лекарство для воспаленных глаз.

Почему медпункт до сих пор не открылся? Вдруг доктор сам заболел? Тогда он никому не может помочь. Миссис Садык тоже случалось болеть. Она лежала в постели и ужасно кашляла, а больных детей никто не лечил и не утешал.

Чамди не хочет думать о приюте и быстро уходит от медпункта. Внезапно у него начинает кружиться голова, и Чамди падает. В ушах оглушительно дребезжит велосипедный звонок, Чамди пытается встать, но нет сил.

– Ты что, ослеп? – орет велосипедист, еле-еле успевший вильнуть в сторону.

Чамди тоже сердится, только на себя – за слабость, за то, что и дня не может продержаться без пищи. Это все от жары, говорит он себе. Он обращается к небу, просит дождя, хоть и знает, что все напрасно.

Впереди водопроводный кран. Нельзя терять сознание посреди улицы. Чамди выставляет вперед руки и рывком поднимается. Перед глазами все плывет, но Чамди дотягивается до крана и хватается за него, чтобы не упасть снова.

По счастью, из крана опять течет вода, и один только ее вид придает Чамди сил. Он пьет и пьет, уговаривая себя, что водой тоже можно наесться. Еще бы живот в этом убедить, тогда и ноги не будут подкашиваться. И никакого вранья – живот теперь и правда полный.