Ёко Тавада - Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов

Мужчина рассмеялся.

Подходит электричка на Цюрих, вы с Волопасом размещаетесь в одном купе — будто старые друзья. Вот прошли по вагону и исчезли пограничники — словно продавцы, что торгуют мелочовкой вразнос. Появляется швейцарский проводник. Тут твой попутчик переключается на местный диалект, начинает излагать твои обстоятельства. Проводнику, похоже, приятно, что с ним разговаривают на его родном наречии. Язык связывает людей сильнее денег. Проводник уходит, пообещав связаться по телефону с ночным поездом. Тебе кажется, что он не обманет. Только что-то он все не возвращается. Где-то бродит. А может, он и позвонить-то позабыл? Объявляют, что вскоре прибываем в Цюрих. Вот наконец и проводник — запыхался. «Извиняюсь, звонил, но не дозвонился. А ваш поезд уже ушел». Вроде не врет. У тебя аж в глазах потемнело. Значит, придется ночевать в Цюрихе. Даже самый первый завтрашний поезд не доедет до Граца к полудню.

Волопас поднимается со своего места: «Пойдемте-ка со мной, надо на вокзале посоветоваться». От него исходит уверенность, ты же ощущаешь себя крошкой, готовой взмыть в небо с плеч великана. У окошечка кассы Волопас снова начинает лопотать на своем швейцарском диалекте — вопросы задает, словно к стенке прижимает кассира. Потом поворачивается к тебе, сует листок бумаги. «Сейчас подойдет венский поезд, сядете на него, выйдете в четыре утра в Зальцбурге. На первом поезде в Грац и уедете. К полудню будете там».

Тебе остается рот открыть от этого фокуса. То ли тебя спасли, то ли надули. Так: едем не туда, куда надо, на полпути делаем пересадочку, и рельсы вовремя приводят нас к месту назначения. Что ж, по кривой оно, может, и быстрее.

— Огромное спасибо. Если бы не вы, мне бы туда не добраться.

— Желаю успешного выступления в Граце.

— И я вам желаю успехов.

Ты хочешь добавить, чтобы и даме своей привет передал, но сдерживаешься. Зачем тебе это, если ты запомнишься ему в качестве свидетельницы его супружеской неверности? Никаких адресов. Если тебе доведется столкнуться с ним в Цюрихе, он прикинется другим человеком и с ним, наверное, будет его супруга.

Сев в поезд, ты с какой-то жадностью заворачиваешься в одеяло. В этом поезде ты пробудешь лишь несколько часов. В четыре утра пробьет час расставания с постельным теплом. Чтобы тебя не одолевали такие вот грустные мысли, ты всегда стараешься действовать согласно разработанному заранее плану и отправляться к месту назначения вовремя. Так отчего же все эти неудачи? Ты ведь ненавидишь вставать ни свет ни заря. Несмотря на дурацкое приключение, ощущаешь некоторое удовольствие от нового опыта.

Поезд трогается почти незаметно. Ты скользишь по поверхности неглубокого сна. Вот мы остановились. Слышны какие-то голоса. Наверное, австрийская граница. Ты погружаешься в сон все глубже и глубже, но тут тебя осеняет: ведь ты забыла позвонить своей цюрихской подруге! Она напрасно проторчала все это время на платформе, измучилась и только теперь, наверное, пришла домой. Ты посчитала, что твой приезд в Цюрих предоставит прекрасную возможность разрешить одну проблему, которая шлейфом волочилась за тобой по земле. А на деле ты выманила подругу из дома и обманула ее.

Тебе нравилось одно ее студенческое стихотворение. Как-то раз ты показала его молодому гитаристу. Стихотворение не было опубликовано, его копия имелась только у тебя. Гитарист прямо обалдел от стихотворения. Чуть-чуть изменив слова, он положил их на музыку и стал исполнять как песню, чем и прославился. Подруга наверняка думает, что ты подло продала гитаристу эти стихи. Приблизительно такое мнение ты слышала от людей. Ты хотела повидаться с подругой, чтобы объясниться и принести свои извинения. Но добраться до Швейцарии все никак не получалось. И вот наконец добралась. И что же? Оставила ее несолоно хлебавши.

Рано утром, нет, скорее, глубокой ночью ты выходишь на перрон в Зальцбурге. Никакой шпаны. Только посапывание трудяг, отправляющихся на работу. Холодно. Ты дрожишь, поднимаешь воротник, пряча шею. Тебя швырнули в неведомое. Пункт отправления и пункт прибытия остались на прежних местах, но пространство и время между ними превратились в скомканную тряпку.

Садишься в поезд, твое место еще хранит запахи вчерашнего вечера. Кто-то курил здесь табак и выпивал что-то крепкое. За окном быстро светлеет. Начинают петь птицы. На крошечной станции вваливается гурьба мальчишек и девчонок. Им лет по тринадцать-четырнадцать. Рассевшись, они тут же утыкаются в свои учебники. Сегодня им, наверное, держать экзамен. Ты тут же погружаешься в чужой мир. Девчушка украдкой поглядывает на тебя, а когда вы встречаетесь взглядами, она тут же опускает глаза в книгу. О чем она думает в эту минуту? Ты тоже была маленькой. Как-то раз ты по обыкновению резвилась в парке и вдруг откуда ни возьмись — иностранец-путешественник с рюкзаком на спине. Лег на скамеечку и заснул. Вот так и ты сейчас? Ребенку не понять ни усталости путешественника, ни огромности моря. У того человека спеклись в одно целое и эта усталость, и эта огромность. Наверное, он был явлен тебе не просто так, а со смыслом…

Это было в те времена, когда Югославия еще не распалась. Ты — студентка, у тебя есть только пара джинсов, а когда ты с красной от возбуждения физиономией заводишь разговор о своей будущей сценической жизни, взрослые только снисходительно улыбаются. Ведь ты ни разу не появлялась на сцене, не опубликовала ни строчки, на филфаке учишься еле-еле, еще никто никогда не говорил тебе: «Здорово!» Но ты по этому поводу вовсе не переживаешь. Ты не задумываешься о том, откуда ты отправляешься и где находится пункт назначения, ты не представляешь, сколько времени отпущено человеку. А когда наступают летние каникулы, ты отдаешься на волю волн этого безмерного и безграничного океана времени, без всякой цели болтаешься по заграницам и не думаешь, что все это не имеет никакого смысла.

Побывала ты и в Италии. Вот мы приветствуем друг друга в Риме — юноши и девушки из капиталистических стран, с одинаковыми рюкзачками за спинами, похожие на одноклассников. Выходим на площадь, садимся набережной, болтаем, болтаем, болтаем… Кто-то говорит: «Как насчет спагетти?» — и мы отправляемся на поиски ресторана. Но всюду так дорого, что в результате наша трапеза ограничивается хлебом и водой из крошечного магазинчика. Нам кажется, что все мы очень похожи. Наша похожесть в том, что все мы ненавидим войну и обожаем путешествовать, ни у кого из нас нет ни денег, ни работы, ни семьи. Так ты тогда считала. Теперь же ты полагаешь: все были похожи в том, что у всех тогда все-таки были деньги. Говоря о деньгах, ты не имеешь в виду, что мы были богаты. Просто те деньги, которыми каждый из нас ежедневно расплачивался в своей стране, можно было обменять на деньги других стран.