Александр Бялко - Роман с физикой, или За всех отвечает любовь

– А посмотри, хрущевки какие, – не выдержал Изотов и сразу осекся. Хрущевки за окном были выше и имели крышу не плоскую, а домиком. (два таких дома, постройки 1949 года, до сих пор стоят в Москве на Беговой около ипподрома. Хрущевки стали делать еще при Сталине, только потолки были повыше и комнаты попросторней. Еще не началась экономия, которой прославился Хрущев.)

Мужчина, заплативший за них, неожиданно поддержал разговор.

– Да, чего все молчат, расстреляли Хрущева, а за что? Хорошо люди смелые, уважаю.

– Молчи, пьяница, – шикнула на него жена.

Опять весь автобус, набитый людьми, поехал молча.

Борков уже более осторожно, и не громко сказал Изотову:

– А вот там за парком Серебряный бор Курчатовский, – с дороги был виден только лес с дорожками. Тут Борков понял, что и сам сказал что-то не то.

– Да, а Курчатова за что шлепнули? – продолжал ветеран. Жена его была права, с утра он был уже не трезв.

Жена снова сильно пихнула его в бок.

– А что бояться? Я войну прошел, немца победил. Мне что своих бояться?

Неожиданно автобус одобрительным гулом поддержал ветерана.

– Надоело бояться. Пусть стукачи бояться вот этими руками им башку оторву. Жрали там тушенку за нашими спинами, пока мы в атаку ходили. Знаю я все.

Народ стал одобрительно поддакивать. За окнами проходили огромные очереди в продуктовые гастрономы, в которых с утра стояли люди. Где-то была даже драка. Там стояли за макаронами, и пока одни дрались из-за того, кому первому входить в магазин, какая-то старушка, попавшая под горячую рука, собирала с асфальта просыпавшуюся лапшу.

– Борков с Изотовым протиснулись к выходу, чтобы улизнуть из автобуса, в которым проскочила молния. Видно было, что люди устали бояться настолько, что малейшего повода было достаточно.

Профессора вышли, а заведенный автобус поехал к центру Москвы.

– А Жукова за что? Что он шпион – нет, я сам его по фронту знал.

– А Кузнецова? Он уж точно наш.

– Это все черножопый в кремле, вот кого грохнуть бы надо.

(не надо упрекать автора в расизме и ксенофобии. Просто так называли Джугашвили в том автобусе. Чтобы не нарушать правдивость повествования я вынужден сохранить это ругательство. Еще раз прошу прощения у всех грузин. Сам я не расист.)

Все это слышалось из автобуса все громче и громче, хотя автобус уезжал все дальше от остановки.

– Ну, теперь нас будут искать.

– Это будет очень трудно сделать, – пошутил Изотов. Мы, по-моему, во всей Москве одни в шляпах.

– Давайте пойдем в Серебряный бор, я этот парк знаю, можно поговорить и подумать спокойно. Уже осень, без шляпы голове холодно.

– Холодно не холодно, выбросить ее и все. Жизнь дороже шляпы, – и Борков закинул свою шляпу вверх, как будто хотел в нее выстрелить. Изотов повторит то же.

– Кричали женщины – ура, и в воздух чепчики бросали, – Боркову почему-то бросание вверх шляп напомнило строчку из «Горе от ума». Настоящее большое горе от ума было налицо.

Они вышли на дорожку парка. Парк представлял собой настоящий лес, только с прямыми асфальтовыми дорожками. По парку никто не гулял. Если приглядеться, дорожки были строго функциональны, а не для гуляния. Одна из них вела на пересечение трамвайных путей с улицей ведущей к главному входу института Курчатова. На этом перекрестке стоит винный магазин, около трамвайной остановки. Он есть до сих пор. Приватизация и кооперация, бандитские разборки и рэкет миновали его. Это самый странный магазин на планете Земля, во всяком случае, я более странного магазина нигде не встречал.

Именно туда и вела дорога, и туда шли наши герои. Шли и разговаривали.

– А ведь умирать надо во время. Я сам плакал, когда Сталин умер в 53, а сейчас, когда знаю про расстрелы, пьянство, самодурство, я бы как тот ветеран в автобусе – сам бы расстрелял.

– Это все философия, Александр Федорович, давайте о наших делах подумаем.

– Что мы натворили такое.

– Зря в Дубну поехали.

– Ну, кто же знал?

– Так вот сейчас автобус приедет на конечную и стукачи доложат, что началось все с двух интеллигентов в шляпах. Чтобы спрятаться нужны деньги и связи. Мы же тут как рыба на сковородке.

– Надо разделиться. Один идет в дурдом и разведывает обстановку. Другой остается на воле, чтобы в нужный момент вытащить из больницы и сделать то, что надо сделать.

– Кому идти в дурдом? И что симулируем?

– Не симулируем, а демонстрируем амнезию. Мы же ничего не помним с 1953 года.

– Тогда пойду я, – физику туда проще всего попасть. У нас был случай, еще при Курчатове, один сотрудник сошел с ума. Все хотел с жизнью покончить все не знал как. Долго собирался и репетировал. Потом, правда просто повесился. Так вот у него на поминках коллеги нашли детали от изделия.

– Какого изделия? Это вы бомбу так называете?

– Да, чего уж теперь-то скрывать.

– Так он с помощью радиации пробовал на тот свет уйти не получилось.

– А как же детали бомбы?

– Мы для того чтобы скандал не поднимать решили обратно на работу отнести.

– У моего знакомого до сих пор радиационный ожег, на месте того кармана.

– Может, покойный бомбу дома хотел собрать? Страшные вы люди, физики!

– Теперь никто не знает – сумасшедший, что с него возьмешь! Скандал замять не удалось и с тех пор физиков раз в год у психиатров проверяют. Так что нам попасть в психушку проще, чем диссидентам. Только потом профессии можно лишиться. Преподавать физику в школе до конца дней.

– Да, а у меня другой случай. Есть у меня заместитель Шварцман. Тот умудряется все время где-то лечиться за счет университета. На работе от него толку ноль. Больной на всю голову. Псих, каких мало или очень ловко прикидывается. Как только его начнешь к совести призывать, он на весь университет кричит: Вы антисемит! Так мы его один раз всей кафедрой к психиатру отвезли. Врач, как только услышал – философ, – сказал до свидания, – вы все такие и смотреть не стал. Значит, я вас сдаю.

– А как быть с портфелем? Человек с двумя портфелями – самая незаметная фигура.

– А там ничего важного нет. Должна же быть в больнице камера хранения. Вот только блок сигарет надо вам переложить. Курить, наверно там не дают, обидно. Придется бросить. Да, и пусть документы у вас остаются. Паспорт и пропуск. Без документов при Сталине еще хуже, чем без денег, мне отец так всегда говорил.

– А куда пойдем?

– Тут вокруг курчатовского института несколько больниц. Прямо в окружении больничном. Есть тут и приют для физиков, перенапрягших мозги. Туда и пойдем.

Да, вот еще что. Вы жене моей вечером позвоните. Когда с работы придет. Иначе будет думать – на Лубянку попал.

– Хорошо.

– Вот телефон, но лучше запомнить.

– Обязательно позвоню. Надеюсь все-таки выбраться от сюда.