Михаил Пак - Натюрморт с яблоками

— Всем не поможешь, — вздохнула она.

Универмаг возле Большого театра слепил глаз строгим убранством современного дизайна и чистотою. Ли-Маров здесь был однажды, робко походил по этажам, да ушел. Но теперь он чувствовал себя более уверенно. Не будь Алины, разве бы он стал в один миг богачом? Он повел женщину прямиком на верхний этаж в отдел женской одежды. И там очень спокойным голосом обладателя миллионного состояния молвил милым продавщицам:

— Какое вечернее платье вы можете посоветовать моей даме?

— О! У нас самый широкий выбор! — ответствовали тотчас девушки и бойко взяли Алину в кольцо. Они предлагали ей одно платье за другим — их Алина примеряла в кабинке. Вскоре отыскалось то, что нужно. Черное длинное платье со строгим неглубоким вырезом на груди. Алина вся преобразилась в новом, выглядела еще милей и загадочней чем прежде. Потом он купил ей золотую цепочку.

— Все! — отрезала она, чувствуя, что фотограф намеревается повести ее еще и в обувной отдел.

— В рестораны в сапожках не пускают, тебе нужно купить туфельки.

— В самом деле? — удивилась женщина. — Правда, не пускают? Ты уверен?

— Конечно. Еще в джинсах не разрешается туда входить.

Туфли Алина взяла на низком каблуке, черные, лакированные. Потом она занялась Дмитрием. Короче говоря, он вышел из универмага франт франтом, — голубая рубашка, костюм — тройка, галстук, зимние ботинки, драповое черное пальто, а на голове красовалась кожаная кепка. Окинув его одобрительным взором, Алина с легким смехом заметила:

— Будь уверен, теперь-то уж тебя никто не заставит рубить дрова.

— Отчего же? — возразил фотограф. — Я люблю физическую работу.

На улице крупными хлопьями падал снег, они сели в такси. Поехали в «Прагу» через проспект Мира, там у знакомого местечка Дмитрий велел водителя тормознуть. «Мне нужно одного человека повидать, — сказал он Алине. — Я мигом.»

Ли-Маров разыскал цветочный магазин, купил большой букет роз, только потом вошел в магазин одежды, на крыльце которого стоял в спортивной куртке манекен мужчины. Охранники не узнали Дмитрия, они встретили его вежливо.

— Цветы мне?! — директор Анна Алексеевна с удивленными глазами приняла от нежданного гостя розы. — А кто вы, простите?

— Ли-Маров, фотограф, — ответил Дмитрий. — Неделю назад я свалил в вашем магазине манекен. Вот пришел возместить убытки.

— Убытки? — удивленное лицо женщины переменилось, на нем появилась сдержанная улыбка. — Ах, это вы?! — Тут она не выдержала, рассмеялась. — Так это и впрямь — вы! Что с вами произошло?!

— Выиграл лотерею, — сказал Дмитрий.

— Я рада, — сияла Анна Алексеевна.

— Так примите сто долларов, — фотограф протянул ей деньги.

— Оставьте, — возразила директор. — Я возьму только цветы. И будем считать, что квиты.

— Гм… В таком случае, с меня фотография.

— Правда? Не откажусь. Искусство я люблю! Хотите кофе?

— Спасибо, в другой раз. Меня ждут. Успеха вам!

— И вам тоже.

В ресторане их обслуживали учтивые официанты с бабочками на шее.

Дмитрий с Алиной пили вино, ели какие-то диковинные штучки и весело болтали. Потом танцевали блюз, прижавшись друг к другу.

— Послушай, — проговорила она ему в ухо, — я хочу подарить тебе завтрашнюю ночь. Что скажешь?

— Прекрасно, — сказал он. — Но почему не сегодняшнюю?

— Сегодня я должна пойти к дочери, она у моих родителей. Я обещала ей, что приду.

— Ну что ж, обещанное надо выполнять.

— Я приду к тебе завтра и мы допьем с тобой самогон.

— Нет уж, я куплю хорошего вина.

Он ехал к себе один. В электричке, несмотря на поздний час, было много народу. Уставшие за длинный трудный день в большом городе, люди возвращались к своим очагам. С авоськами, портфелями, газетами, книгами, с плохими и хорошими новостями. В любые часы по вагонам ходили торговцы мелких товаров, они предлагали самые разные вещи: нитки, иголки, пуговицы, тапочки, ножи для мясорубки, посуду, колготки, электрические фонари, батарейки, клеи, обувные стельки, детские книжки, тараканьи ловушки, конфеты, лекарственные травы и прочее, прочее. Ходили музыканты и певцы. Но их теперь не было. Но появился высокий небритый мужик без шапки, в затертой куртке, воздел руку к потолку и голосом зычным прогремел на весь вагон:

— Уважаемые дамы, господа и товарищи! Достопочтенная публика! В преддверии Нового года я хочу воспеть женщину многострадальной России! О, женщина! На твои хрупкие плечи вновь свалилась вся тяжесть новых испытаний! Но я знаю — ты выдюжишь, как выдюжила в прежние лихие времена! И ты распрямишься во весь рост, во всей красе, во всем прекрасном величии! И возродится Россия, и озарится Россия, умытая твоими слезами, женщина! И Родина воздаст тебе, падет к ногам твоим, чтобы преподнести тебе, женщина, все цветы мира!

Закончив столь неожиданную тираду, человек медленно двинулся по вагону. Вскоре поезд подошел к Тарасовке и Дмитрий вышел на платформу. Он нес в руке пакет со старой своей одеждой и думал о снеге, похрустывающем под ногами. Вот какая зима, думал он, морозная, ядреная, а ведь совсем еще недавно было бабье лето и кругом сверкало золото листьев. Все прекрасное мимолетно. Но и зима не совсем отталкивает. Вот лежит снег. Он сейчас густо-фиолетовый, а днем на солнце ослепительно белый. Но когда вечер переходит в ночь, снег в эти минуты синий-синий. А под утро снег и вовсе розово-голубой.

Впереди, на пересечении двух улиц, где обычно горел фонарь, было темно, пустынно и там, на фоне деревьев и сугробов, вдруг возникли фигуры людей, четверо приземистых двуногих существ, вовсе не пришельцы из других миров, а вполне узнаваемые своей непредсказуемостью, двинулись ему навстречу.

«Не бойся, — говорил Дмитрий себе, — они идут на станцию.»

Но он ошибался. Его сбили с ног неожиданно, ударом в голову. Ударили еще под правую лопатку и били снова и снова, куда ни попадя, ногами. Он взглянул на них снизу, но темные лица сливались с цветом неба. И там была Вселенная, где время остановилось — оттуда некто смотрел вниз, наблюдал, как в темной ночи четверо избивали одного. «Человеческая жизнь примитивна. — говорил тот с высоты. — В чем же тогда смысл? А нет смысла. Весь смысл человеческого существа — это бить себе подобному морду» Потом наступила тишина. Дмитрий даже поразился ей, насколько она была глубокой. Он поднялся, и, оставляя на снегу бусинки крови, доковылял до избы. Включил свет. Разделся. Пальто, костюм, рубашка — залиты кровью. С зеркала на него смотрел двойник с разбитым лицом. Он умылся, зажал нос платком. Затем лег на деревянную скамью здесь же, у теплой печи. Подниматься наверх теперь не имело никакой надобности. Все должно завершиться здесь. Он знал, что возле ящика с картошкой лежал моток веревки. Он перекинет ее через балку и сделает петлю, а пока ему необходимо набраться сил. Но силы уходили. К глазам его подступала синяя даль ночи. На столе горела свеча. Женщина задула его.