Зэди Смит - О красоте

- Тебе не понять, - едва слышно сказал Леви.

- ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ?

- А ты знаешь, что у тех, кто живет на Гаити, ровным счетом НИЧЕГО НЕТ? Потому что мы живем за их счет! Да-да! Сосем из них кровь, как вампиры! Тебе повезло, ты вышла за белого человека, живешь в богатой стране. У тебя все ништяк. Ты живешь хорошо за счет тех людей!

Кики ткнула ему в лицо дрожащим пальцем.

- Леви, не перегибай палку. Не понимаю, о чем ты, да и сам ты вряд ли понимаешь. Скажи на милость, какое это имеет отношение к тому, что ты сделался вором?

- Да послушай ты меня, наконец! Картина не его! И не его жены! Те, о ком я говорю, помнят, за сколько ее купили, а теперь она вон сколько стоит! Но эти деньги принадлежат гаитянам, а не каким-то там… белокожим арт-дилерам, - убежденно процитировал Леви слова Чу. - Эти деньги нужно пере… поделить.

Изумленная Кики на миг лишилась дара речи.

- Хм. Вообще-то все обстоит совсем не так, - сказал Джером. - Уж поверь мне, ведь я изучаю экономику.

- Вот именно что так! Вы меня за дурачка держите, а я не дурак. Я много читал, смотрел новости; так вот, все это правда. За эту картину на Гаити можно построить больницу!

- Вот как? - спросил Джером. - На эти деньги вы хотели построить больницу?

Лицо Леви приобрело выражение одновременно и смущенное, и дерзкое.

- Не совсем… - Наконец, он выдохнул: - Мы хотели перераспределить денежные средства.

- Ясно. И как бы вы ее продали? Через eBay[[107]]?

- Чу знал нужных людей.

Кики вновь обрела голос.

- Чу? Чу? КТО ТАКОЙ ЧУ?

Леви зарыл лицо руками.

- Ой-ё.

- Леви. Я пытаюсь понять то, о чем ты говоришь, - с трудом сдерживаясь, медленно произнесла Кики. - Мне понятно, что ты переживаешь за этих людей, но, малыш, Джером прав, социальные проблемы не решаются так, как ты…

- А как ты их решаешь? - возразил Леви. - Платя за уборку четыре доллара в час? Столько ты платишь Моник, а? Четыре доллара! Если бы она была американкой, ты бы платила ей намного больше. Ведь так? Так?

Кики была потрясена.

- Знаешь что, Леви, - голос ее сорвался. Она наклонилась и взялась за край картины. - Я больше не хочу с тобой разговаривать.

- Потому что тебе нечего возразить!

- Потому что ты несешь полнейший бред. Прибереги его для полицейских, когда они придут, чтобы упечь тебя в тюрьму.

Леви, поджав губы, повторил:

- Просто тебе нечего возразить!

- Джером, - сказала Кики, - берись за другой край. Попробуем вынести ее отсюда. Я позвоню Монти, узнаю, сможем ли мы договориться без суда.

Джером встал напротив и, рывком поставив полотно себе на колено, сказал:

- Думаю, надо в длину. Леви, отгреби в сторонку.

Они попытались синхронно развернуться на сто восемьдесят градусов. Маневр уже подходил к концу, как Джером вдруг стал дергать за что-то на обратной стороне холста.

Кики вскрикнула.

- Не трогай! Что ты делаешь? Ты ее порвал? О нет, только не это!

- Не бойся, мамуля… - нерешительно сказал Джером. - Тут что-то за рамой… Ничего страшного… Мы всего лишь…

Джером поставил картину, прислонил ее к матери и снова потянул из-за рамы заткнутый туда белый блокнотный листок.

- Джером! Что ты делаешь? Стой!

- Я просто хочу посмотреть…

- Не порви, - вопила Кики, не видя, что происходит. - Она рвется? Не трогай!

- Боже мой… - прошептал Джером, позабыв свой обет не поминать Бога всуе. - Ма! Боже мой!

- Что ты там делаешь? Джером! Зачем ты рвешь ее еще больше?

- Мам! Фигасе, тут твое имя!

- Что?

- Охренеть…

- Джером! Что ты делаешь?

- Мама, смотри, - Джером открепил записку. - Здесь сказано: «Для Кики. Дарю тебе эту картину. Ей нужна любовь такого человека, как ты. Твоя подруга Карлин».

- Что?!

- Да-да! Прям так и написано. А ниже еще вот что: «Надежный наш приют - друг в друге». Ничего себе!

У Кики подкосились ноги, и лишь вмешательство Леви, успевшего подхватить мать, спасло ее и картину от удара об пол.

* * *

Десятью минутами ранее Зора и Говард вместе вернулись домой. Днем Зора долго колесила по Веллингтону и размышляла, потом увидела Говарда, возвращавшегося пешком из Гринмена, и предложила его подвезти. Он хорошо потрудился над лекцией и был в приподнятом расположении духа, много и беспрестанно болтал, не замечая дочкиной неразговорчивости. Только дома он почувствовал исходящий от нее холодок. Они молча прошли в кухню, и Зора швырнула ключи от машины с такой силой, что они проехались через всю столешницу и упали на пол.

- Похоже, у Леви неприятности, - Говард весело кивнул в сторону доносящихся снизу криков. - Он давно напрашивался, так что я не удивлен. Из него там сейчас отбивную делают.

- Ха-ха, - сказала Зора.

- Что?

- Ничего. Восхищаюсь твоим талантом иронизировать, папочка.

Говард вздохнул и сел в кресло-качалку.

- Зур, за что ты на меня взъелась? Неужели из-за последней отметки? По-моему, милая, ты ее заслужила. Эссе было вяло скомпоновано. С идеями все обстояло отлично, а вот… сосредоточенности не хватило.

- Так и есть, - сказала. Зора. - Мои мысли витали далеко. Зато теперь я предельно сосредоточенна.

- Прекрасно!

Зора уселась на край обеденного стола.

- А для следующего собрания факультета я подготовила «бомбу».

Говард напустил на себя заинтересованный вид, но на улице была весна и хотелось сидеть в саду, нюхать цветы, а может, даже совершить первый в этом году заплыв и, растершись полотенцем, упасть голышом на супружескую постель, лишь недавно снова ставшую для него доступной, притянуть к себе жену и заняться с ней любовью.

- Думаю, тема студентов-вольнослушателей будет закрыта раз и навсегда, - сказала Зора.

Она опустила глаза, чтобы не видеть разбрызганных повсюду ярких солнечных бликов. От них стены делались крапчатыми, и казалось, будто дом находится под водой.

- Да? Почему?

- Выяснилось, что Монти трахает Шантель, студентку, - Зора нарочито вульгарно произнесла грубое слово. - Из числа вольнослушателей, от которых он все пытался избавиться.

- Да ты что!

- Представь себе. Спал со студенткой. Кто знает, может, он трахал ее еще тогда, когда была жива его жена.

Говард торжествующе хлопнул ладонями по бокам кресла.

- Вот это да! Ну, шельмец! А ведь член «Морального большинства»[[108]]. Бог мой, ты его прищучила! Теперь валяй, задай ему жару. В порошок сотри!

Зора под столом вцепилась в столешницу накладными, наклеенными ради вечеринки, ногтями.

- Ты так считаешь?

- Конечно. Что тут раздумывать? Голова на блюде. Бери и сдавай.

Зора уставилась в потолок, а когда опустила голову, по ее щеке текла слеза.

- Но это ведь неправда, да, папа?

На лице Говарда не дрогнул ни один мускул. Прошла минута. Эпизод с Викторией прочно выветрился из памяти Говарда, и ему пришлось напрячь ум, чтобы осознать: это еще не значит, что инцидента не было и окружающие о нем не знают.