Хелене Ури - Лучшие из нас

Она выглядела такой же ухоженной, как и всегда, и всю эту неделю каждый день надевала разные туфли. Это не осталось незамеченным. Зеленые туфли с розочками в среду (в этот день состоялась встреча с Паульсеном и начальницей администрации), кроваво-красные шелковые лодочки в четверг, ярко-оранжевые на высоких каблуках с черными блестками и острыми носами в пятницу. В понедельник — красивые нефритово-зеленые (которые до сих пор она надевала только на выход), во вторник — черные замшевые с ремешком и невысокими каблуками-«катушками», в среду — ядовито-желтые с веселенькими красными и розовыми горошками, слишком вызывающие, по мнению некоторых.

Могла бы не привлекать к себе внимания, говорила одна из коллег. Во всяком случае, нетрудно понять, что она мучается угрызениями совести, вторила ей другая и многозначительно кивала.

И несмотря на то, что стоял конец февраля и на улице было около пятнадцати градусов мороза, Эдит Ринкель по какой-то причине предпочитала ходить из дома на улице Йеитмирсвейен через Исследовательский парк на работу и обратно в летних туфлях, зеленых в среду, красных в четверг, оранжевых в пятницу, нефритово-зеленых в понедельник и черных во вторник.

Утром в среду профессора Эдит Ринкель снова вызвали в кабинет к заведующему кафедрой Паульсену. Сразу после этой встречи она направилась домой, сверкая ядовито-желтыми туфлями в горошек.

На гуманитарном факультете ожидался праздник. Причем не для всех сотрудников, а только для тех, кто так или иначе связан с языками. В приглашении, подписанном самим деканом, большими серебряными буквами была написано: «Добро пожаловать на встречу Вавилонского общества», целью которой является «создание условий для развития сотрудничества между кафедрами».

Сотрудники получили несколько напоминаний о празднике по электронной почте, на стенах факультета развесили плакаты, приглашенные были полны ожиданий, они сгорали от любопытства, потому что им намекнули на пышное торжество. В напечатанном на плотной бумаге приглашении, которое разложили в почтовые ящики всех филологов, было написано «просьба подтвердить свое участие» и «форма одежды парадная» — две формулировки, которые намекают на нечто экстраординарное и совершенно отличное от обычных прозаических кафедральных посиделок (за участие в которых к тому же всегда приходится платить из своего кармана).

Рядовые члены университетского сообщества — стипендиаты, научные сотрудники, лекторы, преподаватели и профессора, все те, кто не занимают важных выборных должностей, — не избалованы льготами, бесплатными праздниками, едой и питьем за счет работодателя. Каждый из них за всю свою трудовую жизнь съедает, может быть, десяток бесплатных плюшек и столько же жирных венских булочек. И это все, за что им не приходится платить.

Но сегодня вечером будет праздник — бесплатный праздник! — в кафетерии на десятом этаже административного корпуса (того самого, на котором в ясные дни Эдит Ринкель мерещится фигура Аполлона в белых одеждах), куда обычно ходят только сотрудники центральной администрации университета. Судя по всему, народу будет море, потому что на удивление много сотрудников подтвердили свое присутствие. Незадолго до семи они начинают собираться, везде царит приподнятое настроение, напряженное ожидание, хотя многие скептически относятся к самой цели собрания. Некоторые настроены слишком скептически, многие осторожничают, испытывая недоверие. Но любопытство в сочетании с обещанными бесплатными напитками и едой перевешивает скепсис и настороженность, поэтому они, филологи гуманитарного факультета Университета Осло, и пришли сюда. Их много, они проходят размеренными шагами в двойные стеклянные двери в сапожках или нарядной обуви. Они ищут взглядом друзей и врагов. Кто-то болтает, кто-то молчит.

На десятый этаж поднимаются по-разному одетые люди. Некоторые вообще не нарядились, они пришли в обычной одежде (в зависимости от кафедры это либо джинсы, либо костюм, либо рабочая блуза), другие надели национальные наряды, кто-то пришел в темном костюме или платье. Одна из профессоров французской литературы даже надела длинное платье, а на затылок подколола элегантный шиньон.

Собравшиеся, естественно, различаются по возрасту: от совсем еще юных стипендиатов не старше Александра Плейна до отставного профессора Стейнара Билюнда, вышедшего на пенсию более двадцати лет назад, но неизменно посещающего все филологические мероприятия (кстати, Стейнар Билюнд — это дедушка Линн Билюнд, которая уже несколько месяцев должна была бы работать на кафедре футуристической лингвистики вместо Пола Бентсена).

Большинство людей приходят по одному, но некоторые являются группами. Принадлежность к коллективу и предварительно принятый алкоголь делают их более уверенными в себе и более громкоголосыми, чем те, кто пришел в одиночку. Нанна Клев и Гуннар Вик прибывают с группой молодых футлингвистов, Паульсен приходит после посиделок с заведующими кафедрами, Ханс Хольстейн появляется со сдвинутым набок шейным платком, покачиваясь и гнусавя, после посиделок с самим собой.

Всех этих людей объединяет любовь к языку (у некоторых после многих лет, проведенных в пыльных кабинетах-клетушках, она превратилась в тупое безразличие, а у более страстных натур — в любовь-ненависть).

Перед дверьми, ведущими в кафетерий, стоят два официанта в черно-белой униформе и держат подносы с бокалами, на три четверти наполненными шампанским. Помещение за ними, обычно довольно скромное, с кафельным полом и элегантными диванами, разукрашено свисающими с потолка серебряными гирляндами, блестящими звездами и низкими вазами, в которых плавают отрезанные головки маргариток и гербер (немало шутников в течение вечера назовут это «посланием на языке цветов»).

Позади официантов стоит длинный стол с закусками тапас, а за ним — стол с тортами. Торты совершенно справедливо вызывают повышенный интерес.

На столе стоят два торта. Один из них огромен, он покрыт темно-коричневой шоколадной глазурью, на которой белым шоколадом нарисованы какие-то знаки. В основании этот торт имеет форму прямоугольника, но углы его закруглены. Если встать лицом к длинной стороне стола и посмотреть на торт, то можно заметить, что ближняя правая сторона его закруглена больше других. Дальняя часть торта разделена по диагонали, так что левый угол достает почти до края стола, в то время как правую сторону от его кромки отделяет несколько сантиметров. Если приглядеться повнимательнее, то становятся заметными три разных сегмента с надписями. На самой дальней стороне торта нарисованы иероглифы. Четырнадцать строк с изящными древнеегипетскими знаками из белого шоколада. Под иероглифами — демотическое письмо, а внизу, ближе всего к гостям, которые разглядывают огромный лингвистический торт широко раскрытыми глазами, располагается греческий текст. Только один сотрудник гуманитарного факультета Университета Осло в состоянии подтвердить, что на трех сегментах разными знаками действительно написан один и тот же текст. Но его нет на этом празднике, он покидает кабинет только в тех случаях, когда ему надо в туалет или домой, выспаться в своей съемной комнате.