Хелене Ури - Лучшие из нас

— Да, что-то компьютерное, — нерешительно добавил другой. Они вопросительно взглянули на Пола, как будто из-за того, что он работает на той же кафедре, он должен все знать об этом проекте. И он действительно все о нем знал, но совсем по другой причине.

— Я ничего не знаю, — уверенно произнес Пол, — я не имею к этому никакого отношения.

Он заметил Сванхильд Сивертсен, попрощался с историками языка, сказав несколько тщательно взвешенных слов на древненорвежском, и направился к ней. Сванхильд была стипендиаткой и писала докторскую по испанскому языку, а совсем недавно представила на суд коллег свой труд о качестве гласных звуков у гомосексуальных мужчин, для которых испанский язык не является родным: «Estudio del sistema vocalico en hombres homosexuales con castellano como segunda lengua». Строго говоря, она сейчас не работала, у нее был перерыв между завершением работы над диссертацией и защитой (период продолжительностью в несколько месяцев, когда университет не видит причин платить человеку зарплату, и все, что ему остается, это сосать палец, занимаясь подготовкой показательной лекции и одновременно молить высшие силы, чтобы защиту назначили как можно скорее).

Четыре года назад у Пола был роман со Сванхильд. Ему казалось, он будет любить ее вечно: кудрявую копну волос, ямочки на щеках, прямые широкие плечи, ее сексуальную изобретательность. Они со Сванхильд прекрасно провели время. Когда она забеременела, несмотря на то что тщательно предохранялась, и решила сделать аборт, Пол не слишком протестовал. Когда он позже обдумывал эту ситуацию, то понял, что чувства, которые он к ней испытывал, начали утихать и что волосы Сванхильд на самом деле были слишком курчавыми, чтобы считаться красивыми.

Но каждый раз, когда Пол видит ее, а иногда и просто так, он ловит себя на мысли, что сейчас мог бы быть отцом маленького ребенка. Маленькой девочки, всегда думает он. Ей было бы сейчас два с небольшим, может быть, у нее были бы коротенькие вьющиеся хвостики и маленький вздернутый носик, кончик которого Пол мог бы ласково покручивать. В последнее время он чаще обычного думал об этом нерожденном ребенке. Он начал мечтать о ребенке с чертами Нанны и с ее светлыми волосами. Или, может быть, гены рыжеволосых Бентсенов возобладают над хрупкими генами Нанны? В любом случае, у них получился бы великолепный экземпляр. Ребенок его и Нанны. Мама в роли бабушки!

В тот момент, когда Пол подошел к Сванхильд и наклонился, чтобы поцеловать ее, он заметил Нанну. Она стояла у открытых дверей на террасу и разговаривала с деканом. И Пол в тот же миг забыл о Сванхильд, вместо поцелуя одарил ее безразличным похлопыванием по плечу и прошел мимо.

Нанна была в желтом платье в стиле пятидесятых годов с узким гладким лифом и пышной юбкой, на плечах — воздушная маленькая шаль в крапинку того же желтого цвета, что и платье. Она пошла навстречу Полу, кивнула Хольстейну, улыбнулась Паульсену, но ей нужен был Пол. Она принадлежала ему. Они были вместе.

Они решили, что будут вести себя осторожно, будут незаметными на этом празднике, чтобы другие не догадались, что они являются больше чем коллегами. Кристиан с буквы «К» все еще не съехал («но он спит на диване в гостиной, вот так», — говорила Нанна). Нанна не хотела, чтобы о них поползли слухи, она боялась этого, особенно после событий последних дней. Но сейчас они вместе уселись за столик, чтобы выпить вина.

— Пятнадцать минут мы заслужили, — сказала Нанна. — К тому же мы работаем на одной кафедре.

— Принести тебе торта? — спросил Пол. Нанна покачала головой и схватила его под столом за руку. У нее была маленькая, узкая и холодная ладонь, и как всегда, ее хрупкость пробудила в нем стремление защитить Нанну. Она сидела и с детским любопытством оглядывала помещение, и Пол узнал выражение ее лица: оно было точно таким же, когда он увидел ее в первый раз, рассматривающей виртуальный аквариум.

— Кафетерий так хорошо украсили. А это кто? — Нанна смотрела на высокую женщину с собранными на затылке седыми волосами в очках без оправы, которая положила себе на тарелку два куска вавилонского миндального торта.

— Гюдрюн Змеиное Жало. Она раньше работала редактором Толкового словаря норвежского языка.

— Ее правда так зовут?

Пол покачал головой:

— Да нет, но это длинная история. Я расскажу тебе ее в другой раз.

— Мгм, — произнесла Нанна. — Расскажешь, когда мы будем сидеть перед потрескивающим в камине огнем после долгой лыжной прогулки, когда у нас будут болеть руки и ноги. Мы будем пить вино, а сил у нас хватит только на то, чтобы смотреть на пламя и тихо беседовать.

— Да, — отозвался Пол, и ему показалось, что он заглянул ей в душу. Он знал, что любит Нанну, и, что бы там ни утверждал Мортен, он никогда не испытывал таких сильных чувств к женщине. — Да, Нанна. Тогда я расскажу тебе историю о Гюдрюн Змеиное Жало. — Вдруг он разозлился: — Но ты должна выставить этого чертова Кристиана!

— Да, — ответила Нанна и пристально посмотрела на него. Она отпустила руку Пола, и ее пальцы заскользили по внутренней стороне его бедра, она провела по его ноге и улыбнулась, когда заметила мгновенную реакцию на прикосновение. — Это не так просто, — сказала она и убрала руку.

— Я понимаю, — произнес Пол. — Я понимаю.

Нанна снова стала смотреть по сторонам любопытным взглядом, будто находилась в зверинце, и чуть вздрагивала всякий раз, когда видела особенно примечательную особь.

— А это кто? Та бочка в коричневом платье? — спросила она, кивая в сторону низкорослой женщины с короткими конечностями и головой, сидящей прямо на плечах. Пол, который знал почти всех присутствующих, объяснил, что это Долли Амундсен, и как только Нанна услышала это имя, она поняла, кто это.

Долли Амундсен стала известной — правда, только в кругу скандинавских лингвистов — после того, как в 1971 году издала книгу «Падеж без хаоса». В конце 1960-х один пеший турист обнаружил маленькую деревушку на горном плато в глубине фьорда на западном побережье Норвегии. Ее жители не имели связи с внешним миром с середины XIV века. Когда «черная смерть» [62] Распространенное название эпидемии чумы, прошедшей по Европе в середине XIV века. пришла в селения, расположенные по берегам этого фьорда, некоторые жители убежали от нее в горы, где со временем построили несколько деревень. Язык, на котором говорили селяне, был очень архаичным, он представлял собой переход от древненорвежского к средневековому норвежскому. В нем присутствовало, например, межзубное «д», а также в полном объеме сохранилась система падежей. Антропологи, этнологи, генетики и Долли Амундсен устремились в маленькую деревушку, где была организована временная научно-исследовательская база. Позже было продано несколько сотен экземпляров книги Амундсен, и ее до сих пор считают самым успешным норвежским филологическим бестселлером. Автор описала языковую ситуацию в деревне с большим воодушевлением, а между строк, как, впрочем, и в них самих, можно было прочитать, что она скорбит об исчезновении категории падежа в современном норвежском языке. Амундсен понимала, что это непоправимо, но считала утрату падежей ужасной ошибкой, а вину за это возлагала на средства массовой информации, телефонию, международные контакты, короче говоря, на все то, что в своей книге она объединила понятием «хаос». Поэтому Долли Амундсен протестовала, когда в 1972 году в ту деревню была проложена дорога, а через пару лет организовала сбор подписей против телефонизации и электрификации населенного пункта.