Хелене Ури - Лучшие из нас

У Пола появилось больше времени для общения с Мортеном, и они возродили традицию играть в сквош и пить пиво по четвергам. Полу очень хотелось познакомить Мортена с Нанной. Он несколько раз говорил ей об этом, но она отнеслась к перспективе знакомства сдержанно.

— Нельзя ли подождать немного и не втягивать других? — спрашивала она. — Подождать до конца презентации, подождать, пока не съедет Кристиан?

— А когда, черт возьми, съедет этот придурок? — возмутился Пол однажды вечером. Он был немного пьян, и в его вопросе прозвучало больше нетерпения, чем ему бы хотелось. Глаза Нанны расширились еще больше, но она не ответила.

В следующий четверг Нанна пришла в бар, где Пол обычно встречается со своим другом, чтобы Мортен смог с ней познакомиться. Мортен одобрительно кивнул, выразительно поднял брови, и как только они с Полом остались вдвоем, сказал о Нанне очень правильные слова, именно те слова, которые должен говорить лучший друг влюбленного мужчины. У Пола словно гора с плеч упала. Мортен часто критиковал подружек Пола. Но немногие способны устоять перед обаянием Нанны. Нанна нравится всем, и Пол любил ее еще сильнее, чем прежде. Он с умилением слушал, как Нанна расспрашивает Мортена о сыне, а тот рассказывает ей, что Сондре ест и как спит, чего он никогда не поверял Полу. Мортен пытался объяснить Нанне, какую любовь человек может испытывать к своим детям, и Полу вспомнился его исчезнувший отец. Он встал и пошел к стойке, чтобы принести еще пива.

На соседнем столике лежала стопка иностранных журналов. В одном из них была напечатана статья об успешном бельгийском архитекторе, о рыжеволосом бельгийском архитекторе по имени Феликс Ванделаар. Статья была проиллюстрирована фотографиями. Если бы Мортен, или Нанна, или Пол взглянули на эти снимки, то моментально заметили бы, что Феликс Ванделаар потрясающе похож на Пола Бентсена, но никто из них никогда не откроет этот журнал.

— Он переехал, — заявила Нанна в один прекрасный день. Они случайно встретились у кафетерия на пятом этаже. Пол выходил из кафетерия, а Нанна направлялась туда. Они стояли и смотрели друг на друга всего в нескольких метрах от эскалатора, ведущего вниз. Пол словно онемел. Был пасмурный день в начале марта, но утром, когда он шел на работу, в воздухе уже пахло весной.

Растения на склонах холмов еще спали, белая природа застыла, до экзаменов и защит было еще далеко. Но почки на деревьях уже начали набухать, густой древесный сок забродил в самой глубине стволов, а из-под замерзшей земли стала пробиваться трава. Потому что весна уже приближалась, и все знали, что она наступит — рано или поздно. У студентов начал зарождаться страх перед экзаменами, пока он проявлял себя нечастым покалыванием в животе, пока еще он надежно был спрятан под толстыми шерстяными свитерами, шарфами и непродуваемыми куртками, но все знали, что время экзаменов приближается и рано или поздно наступит. Страх увеличивался пропорционально уменьшению слоев одежды, и в начале мая, когда на деревьях появятся прозрачные маленькие листочки, а из земли покажется щетина травинок, страх уже вырастет, у некоторых он превратится в панику, у других — в наигранное равнодушие, а у нескольких человек вызовет железную целеустремленность.

— Кристиан с буквы «К» переехал, — повторил наконец Пол удивительно глухим голосом. Он был скорее тронут, чем рад, у него словно гора с плеч свалилась оттого, что время ожидания закончилось и этот Кристиан исчез из их жизни.

— Да, — подтвердила Нанна. — Да, он переехал.

— Пообедаем у меня дома? — предложил Пол.

— Ты уже поел.

— Ну и что? Я могу поесть еще раз.

— А что у тебя есть?

— Черствый хлеб, обветрившийся печеночный паштет и заплесневелый сыр, — ответил он, и на него нахлынула наконец волна радости.

— Звучит аппетитно. Пойдем?

Спускаясь на эскалаторе, Пол ощущал себя бутылкой колы, которую основательно потрясли: он напевал, бесцельно сжимал и разжимал кулаки, и он просто обязан был наклониться и поцеловать Нанну, стоящую ступенькой ниже. Он громко чмокнул ее прямо в макушку.

— Прекрати, — сказала она, — кто-нибудь может нас увидеть.

— Теперь уже все равно, — возразил Пол и счастливым взглядом посмотрел на стену с цитатами, мимо которой они проезжали. Прямо рядом с ними находилась выдержка из статьи Гуннара Вика, три предложения о компаративном синтаксисе, набранные красным шрифтом, а буквально над головой Нанны ядовито-розовыми буквами было написано название дипломной работы, которая получила такие плохие оценки, что Пол его запомнил: «Как дети будут склонять существительные в 2018 году. Футуристическо-морфологическое исследование».

Нанна повернулась, и Пол быстро наклонился и укусил ее за ухо. «Ай!» — Нанна кокетливо шлепнула его. Потом она подняла на него глаза, и когда они проезжали мимо аквамариновой цитаты из ее собственного произведения, совершенно серьезно сообщила, что они должны поговорить об этом деле. Прошло несколько секунд, прежде чем Пол догадался, что Нанна имела в виду под «этим делом». Он понял, что она, возможно, хочет и дальше хранить в тайне их отношения. В то же мгновение силы оставили его, и он почувствовал себя каплей теплой колы на дне бокала.

По дороге к выкрашенному в зеленый цвет дому на две семьи на улице Нильса Хенрика Абеля оба они молчали. Пол был раздосадован. Он месяцами ждал того дня, когда сможет рассказать о своих чувствах всему миру, он согласился подождать и терпел роль болонки, которую она ласкала, когда у нее было время — тайно! В немом раздражении он изо всех сил захлопнул почтовый ящик, отпер дверь и пропустил ее внутрь.

— Я хорошо понимаю, что ты злишься, — сказала Нанна, сняла куртку (новую, бирюзового цвета, прекрасно гармонирующую с ее волосами), прошла в гостиную и уселась посреди дивана. — Я знаю, что веду себя как ребенок. И то, о чем я хочу тебя попросить, тоже ребячество.

Пол оперся о дверной косяк и удрученно глядел на нее.

— Больше нет никакого Кристиана, и все же давай подождем до дня презентации!

Она умоляюще смотрела на него и выразительно хлопала ресницами. Она была похожа на куклу со светлыми волосами и огромными глазами. Пол не отвечал, позволяя ей закончить мысль. Она сама должна все уладить! Он же станет слушать, это будет его вкладом. Чертова женщина!

— Я всегда была такой, — объясняла Нанна. — Я люблю оставлять лучшее напоследок. Я всегда ела самое вкусное в конце, я быстро съедала картошку и горох, а котлету отодвигала, чтобы потом насладиться ею от души. Я месяцами откладывала субботние конфеты. Мама называла меня Нанна-копилка.

И ребенком, и взрослым Пол всегда сначала съедал все самое вкусное и никогда не понимал смысла этого риска: вдруг ты наешься до отвала тем, чего тебе не особо хочется? Но он ничего не сказал, просто стоял в дверях, скрестив руки на груди.