Хелене Ури - Лучшие из нас

А вот чего не знает ни он, ни Паульсен, ни декан, вообще никто, так это то, что Эдит Ринкель однажды вечером взяла из канцелярии универсальный ключ и побывала в кабинете Нанны (так как их с Нанной кабинеты располагались на разных этажах, ключ Эдит не подходил к двери кабинета Нанны). Она обыскала ее кабинет, хотя и без особого усердия, словно уже смирившись. Потому что Нанна была молодцом и, естественно, не оставила никаких следов. Эдит Ринкель подумывала обработать системного администратора кафедры, чтобы тот помог ей обыскать компьютер Нанны в поисках доказательств. Но потом она вспомнила, какими глазами компьютерщик в последнее время смотрел на Нанну, да и к тому же была уверена: Нанна удалила все признаки того, что ее файлы изначально были написаны другим человеком. Как мы уже знаем, Эдит Ринкель иногда ошибается, как, например, в этом случае. Нанна Клев — молодец, и она, конечно, не копировала документы, она их переписала, но сегодня люди оставляют так много электронных следов, что даже самых осторожных и предусмотрительных из нас при необходимости легко можно уличить.

В голове Пола бушует буря, царит хаос, введено чрезвычайное положение. Первое, что он почувствовал, когда осознал всю правду, было удивление; оно обрушилось на него так внезапно, словно кто-то огрел его кувалдой по голове, удар был нанесен с неожиданной стороны, и никто никогда не бил его сильнее. После этого нарастает чувство униженности, оно полностью наполняет его, как медленно текущая жидкость, проникающая во все части тела через крошечные трещинки. Со временем появятся злость и жажда мести, но пока Пол их не ощущает.

Воспоминания о Том происшествии переполняют его. Униженность — потому что его обманывали, и он должен был это понять очень давно. Разочарование — потому что его предали. Стыд — потому что предал он. Ему так стыдно за самого себя, что хочется исчезнуть, оказаться в другом месте, слиться с окружающим миром.

У Пола все плывет перед глазами, по телу бегут мурашки, и когда он опускает взгляд на свои руки, выглядывающие из манжет, то замечает, что они такого же цвета, как и стул, на котором он сидит. Его руки и, вероятно, вся кожа, выглядят как дерево, старое лакированное дерево, годовые кольца и следы от сучков образуют темный узор на светло-коричневых кистях рук, а пальцы похожи на сучковатые палки.

Нанна поднимает глаза, круглое кремовое личико, которое он столько раз целовал, славный носик, который он осторожно покусывал. Сколько раз он клал руки ей на виски и растягивал в стороны веки, чтобы глаза стали еще более раскосыми, а потом расцеловывал эти китайские глазки!

Аплодисменты постепенно стихают, присутствующие неохотно опускают руки. На кафедру снова поднимается Паульсен, он уже более уверен в себе, чувствует себя едва ли не хозяином и просит Нанну не уходить. Он хочет сказать несколько слов. Он прочищает горло. «Дорогая Нанна», — начинает он, а потом делает одну из своих не самых длинных пауз. Затем он говорит речь, которая не только по форме (за исключением того, что произносится она, конечно, на английском), но и по содержанию сильно напоминает речь, которую он около полугода назад посвятил Эдит Ринкель, и над которой Нанна так издевалась. Он заканчивает, и Нанна смотрит на заведующего кафедрой своими честными глазами. «Спасибо за теплые слова», — благодарит она и одаряет его сперва одним, а потом и вторым скромным девичьим поцелуем.

После торжественной части в соседнем со Старым Актовым залом помещении подают шампанское и канапе. Пол направляется туда. Нанна стоит в окружении восхищенных коллег, они кивают, когда кивает она, и качают головой вслед за ней. Джек Миллз рассматривает ее с интересом, по-беличьи склонив голову, и улыбается большой влажной нижней губой. Рядом с Нанной и так близко к ней, что вряд ли это случайность, положив руку на рукав ее безупречного костюма цвета слоновой кости, стоит шведский нейролингвист с ухоженной бородкой, и Пол вспоминает, что уже видел его раньше, задолго до вчерашнего дня.

Пол пристально смотрит на Нанну, он не может уйти просто так. Она встречается с ним взглядом, и несколько длинных секунд они смотрят друг другу в глаза. Потом он удаляется в сторону гардероба, снимает с крючка свое пальто, распахивает тяжелые старинные двери и выходит на улицу.

На ступеньках лестницы стоят курильщики, весенний воздух над их головами полон дыма и сногсшибательных новостей. Ходят слухи, что Нанне предложат постоянную работу. Говорят, она займет бывший офис Эдит Ринкель. Он ничего об этом не слышал? Пол качает головой, пытается засунуть руки в рукава — сделать это оказывается сложно, почти невозможно, как будто руки его на самом деле превратились в толстые ветки и одеревенели. Он еще раз вяло качает головой и спускается по лестнице.

К нему подходят два курильщика-фонолога, улыбаясь от гордости за кафедру и отделение, и спрашивают, слышал ли он о «РЕВ 21» раньше.

— Ты знал что-нибудь? — задает один из них вопрос Полу. — Ты ведь немного знаком с нею, так ведь?

— Нет, я совершенно ее не знаю, — отвечает Пол.

И высокий рыжеволосый лингвист быстро пересекает Университетскую площадь, спеша уйти подальше от Старого Актового зала, от Университета Осло.

Он знает две вещи. Он хочет сесть на пыльный серо-синий бархатный диван и выпить горячего жасминового чая, ощущая вкус кокосовой булочки. И еще он должен извиниться перед заведующей кафедрой сельских диалектов вуза губернии Телемарк и объясниться с нею.

Это он знает наверняка. А больше он не знает ничего.

Нильс Трешов (1751–1833) — датский философ и богослов.

Эльсеус Софус Бюгге (1833–1907) — норвежский лингвист, рунолог.

Хенрик Арнольд Вергеланн (1808–1845) — знаменитый норвежский поэт.

Цвета нидерландского флага.

Фонологических языковых изменениях (англ.).

Очень интересно, должен отметить (англ.).

Да, это правда (англ.).

Спасибо (англ.).

Очень интересный доклад! Не думаю, что мы знакомы (англ.).

Заведующий кафедрой (англ.).

Пол, как приятно тебя видеть! (англ.)

Замечательная страна (англ.).

Ну что же (англ.).

Привет! (англ.)

Да (англ.).

Ты меня поймала (англ.).

Классно (гол.).

Нет, только чуть-чуть (гол.).