Николай Прокудин - Второе азиатское нашествие

Озоруев одобрительно похлопал сообразительного деда по плечу и поспешил в штаб.

Комбат подоспел вовремя: на командном пункте его поджидали перепуганные до смерти Шмуклер, вестовой и связист.

- Командир! С вами желает говорить Президент! Готовность связи через пять минут! Вам подать китель и фуражку?

- Изя, может быть, ты думаешь, что я с ним буду по стойке смирно говорить? На вытяжку? А вот и нет, дудки, наоборот, разлягусь на нарах и коньяк хлебну под разговор.

- Коньяка нет, — поправил вестовой командира.

- А спирт есть?

- Спирт есть, и початая бутылка водки из прибывшего обоза тоже имеется в наличии.

- Эй, Черкасец, накрывай на стол! Стаканы, вилки, тарелки… А ты, Шмуклер, сало нарежь, огурчики подай и наливай! Будем расслабляться и гутарить с полнейшим пренебрежением к москалям! — пошутил комбат.

Едва вестовой разлил водку в стаканчики, и только они успели поднять первый тост, как радиостанция ожила. В наушниках послышался треск и раздался суровый казенный голос, отдающий металлом:

- Сейчас с вами будет говорить Верховный Главнокомандующий, Президент России!

Прошла минута, но, никто не заговорил, и тот же начальственный голос вновь повторил заученную фразу:

- Внимание! С вами будет говорить Верховный Главнокомандующий, Президент России!

- Ага, с нетерпением ждем речь любимого болтуна! Изя, наливай! — скомандовал Озоруев. — Сейчас услышим цитаты из идеологии «Чуч–хэ»…

- Не понял! Что наливай? Какой чукча? — раздался вполне человеческий голос, только со знакомыми противными интонациями. — Кому наливай? Зачем наливать?

- Водку разливаем, что ещё можно пить перед боем солдату…

- А–а–а–а, понимаю, понимаю, понимаю, — зачастил человек на другом конце провода. — Ваше здоровье, господа!

- И ваше тоже! А с кем имею честь?

- Как с кем? Вас что, не оповестили? Я ваш Президент! Василий Васильевич Матюхин!

- Ах, это ты… Нет, Вася, ты не мой…, — возразил Озоруев.

- Как это не ваш! Ты не слышал про меня, про Матюхина?! — рассердился Президент.

- Слышать слышал, но лично не знаком. Я за тебя не голосовал, и на ваши фальсифицированные и подтасованные выборы никогда не ходил. Будем знакомы. Я — Озоруев!

- Да как ты смеешь дерзить! Товарищ полковник, ты ставишь под сомнение легитимность моего избрания? Да я тебя… в порошок сотру!

- Президент! Здесь все свои, не кипятись и не ори! Что хотел узнать–то, Василий? А то обижусь и трубку брошу.

- Хотел услышать от тебя правдивый доклад, как говорится из первых уст, какая обстановка на фронте, — сбавил тон Президент.

- Спрашивай и отвечу.

- Я и спрашиваю!

- Докладываю: на всем фронте бардак и развал, и только у нас полный порядок! Линия обороны батальона незыблема, враг не пройдет…

- Вот как раз этого нам, дорогой товарищ, уже и не надо! Полковник, я тебе приказываю оставить позиции и как можно быстрее отступить. Вас ждут в районе Байкальска.

- Тамбовский волк тебе товарищ…

- Молчать! Как разговариваешь! Срок прибытия — сутки! Явитесь и доложите в штаб группировки и уполномоченному представителю Ставки о результатах боевых действий устно и письменно.

- Я так и думал. А не там ли базируется военный трибунал фронта и контрразведка? — ухмыльнулся Максим.

- Честным офицерам, не запятнавшим своей чести и не совершившим преступлений, бояться нечего… Лично ты совершал что–либо противоправное? Тебе есть чего опасаться, Озоруев? Разве твоя совесть не чиста?

Максим опять усмехнулся.

- Моя совесть как алмаз, а вот чиста ли она у председателя трибунала и командующего? Не запачкают ли они мою совесть своими руками? Нужен ли им свидетель бездарного и постыдного бегства… Например, лично вам надобны живые свидетели позора поражения или лучше мёртвые герои?

- Интересная мысль! — усмехнулся Президент. — Я подумаю…

Связь прервалась, и в трубке послышались прерывистые гудки.

Президент вызвал всех участников проекта «Разлом» в Ставку.

- Операцию назначаю на завтра! Штольни готовы? Заряды заложили?

- Так точно! Полная боевая готовность. Можно давать отсчёт времени на первый взрыв, — доложил новый министр наступления, свежеиспечённый маршал, а в недавнем прошлом генерал Квашнята. — Когда прикажете выполнять?

- Ровно в полночь! — торжественно произнёс Президент.

- Время московское? — уточнил генерал–майор, начальник Главного военно–научного управления.

- Местное! Зачем обязательно всё обязательно делать по Москве? Надо ориентироваться на местные реалии, на местное время. Лучше поступим так: взорвем китаёз к чёртовой матери на рассвете! Вы уверены в успехе, профессор?

- На восемьдесят процентов… — кивнул генерал.

- Значит на двадцать процентов вы уже покойники…

Бритый череп пожилого ученого в генеральском звании от солдафонской шутки Василия вмиг покрылся холодной испариной, а стекла очков запотели. Профессор судорожно полез в карман брюк, чем вызвал напряженный интерес охраны, и два мордоворота, словно цепные псы, напряглись и изготовились, однако профессор извлек оттуда не пистолет, не бомбу, а мятый носовой платок и лихорадочно принялся вытирать лицо, шею и затылок.

- Население оповещаем об угрозе наводнения и землетрясений?

- Нет! А вдруг утечка информации? — поднёс палец к губам Матюхин. — Тс–с–с! Всё делать тайно! Но после взрыва принять меры по спасению пострадавших и выживших в катастрофе.

Генерал и гражданский ученый вышли с совещания чуть живые от пережитого ужаса…

Озоруев проснулся от сильного дрожания земли, взглянул на циферблат: часы показывали четыре утра. Сначала он почувствовал спиной один сильный подземный удар, а затем планету долго била мелкая дрожь, как в лихорадке. Стены землянки, раскреплённые сосновым брусом, жутко трещали, а брёвна перекрытий скрипели от напряжения, песок и комочки земли посыпались дождём на укрывавшегося шинелью комбата.

Максим скатился с топчана, сунул ноги в полусапожки, схватил на руки Риту и выскочил из блиндажа. Земля ходила ходуном, высоко в небо поднялась серая пыль, порывы ветра раскачивали вековые деревья, а река пенилась и бурлила. Перепуганные птицы покинули свои гнезда и с щебетом взлетели ввысь, дикие звери громко рычали и выли. На западе в полнеба стояло багровое зарево. Люди, находившиеся в окопах, кто вопил от ужаса, кто рыдал, кто молился.

- Молчать! Смирно! По местам! — скомандовал Озоруев, желая привести бойцов в чувства. — К бою!

Нескольких паникёров пришлось отхлестать по щекам, а двоим даже надавать пинков и затрещин, но вскоре батальон более–менее успокоился и занял позиции согласно боевому расчету.

На китайской стороне тоже было неспокойно: машины ревели двигателями, велась беспорядочная ружейно–пулеметная стрельба, в небо пускались тысячи осветительных ракет.