Мануэла Гретковская - Парижское таро

Как всегда по вечерам в субботу, мы отправились рыться в помойках шестнадцатого квартала. Нашли бархатную шляпную коробку, забрызганные чернилами серебристые бальные туфельки и туристские ботинки без подметок. Под кучей сломанных стульев я обнаружила микроволновку.

— Зачем нам СВЧ? — отговаривал меня Ксавье. — У нас хорошая газовая плита с грилем и духовкой. И потом, она небось сломана — на вид совсем новая, а новую даже в шестнадцатом квартале никто не станет выбрасывать.

Я уперлась и принесла микроволновку домой. Она оказалась вполне исправной. Только дверца не блокировалась — ее можно было открыть при включенной печке. Ксавье фотографировал этапы приготовления яичницы. Он положил в СВЧ двадцать разбитых яиц и вынимал по одному каждые пять секунд.

— Наклею на дверцу микроволновки фотографию запекшегося белка, — заявил он, — чтобы представить себе, как будет выглядеть рука, если сунуть ее в СВЧ.

— Пять секунд — и готово. — Михал недоверчиво рассматривал яйца. — Может, испечем пирог или пиццу? Эва готовила прекрасную пиццу, — мечтательно добавил он.

Ксавье протянул мне записку: «Скорее смени тему, а то он снова впадет в депрессию».

— Михалик, можно и пиццу, если ты сделаешь тесто. Посмотри, что у нас в холодильнике. Нужно, наверное, купить еще пармезана и ветчины. Сходишь со мной в магазин? — Я протянула ему сумку.

— В магазин? Не стоит, сделаем из того, что есть: рыба, обычный сыр. Пусть Одиль с Ксавье сходят за вином, ужин через полчаса.

Мы остались в кухне вдвоем, Михал замесил тесто, порезал помидоры и принялся их рассматривать. Не сводя с них глаз, сел на табуретку.

— Знаешь, эти помидоры… я покупал такие Эве до свадьбы… еще ананасы, дыни… А ей хотелось цветов. Что такое цветы? Пестрое, безответственное обещание. Помидоры, ананасы — оплодотворенные цветы, плод зрелой любви, которую можно изведать, раскусив сладкую мякоть. Эва жаловалась, что я все это специально придумываю, а на самом деле просто эгоист — ведь цветы предназначались бы одной ей, а фрукты можно съесть вместе. Уже после нашего разрыва я принес ей букет тюльпанов. Эва ничего не сказала, накрыла стол белой скатертью, зажгла свечи, унесла вазу в кухню — налить воды. Мы чудесно поужинали. На губах у Эвы была пурпурная помада того же оттенка, что и вино. Поблескивали подсвечники, тихо звучала барочная музыка. Мы беседовали о голландских мастерах, о натюрмортах. Я спросил, понравились ли ей мои тюльпаны. Их можно поставить рядом со свечами, как на картинах Рейсбека.

— Понравились, — ответила Эва. — А как они тебе на вкус? — Она указала вилкой на мою тарелку с остатками пиццы.

Я пригляделся и обнаружил запеченные среди ломтиков ветчины и помидоров смолистые пестики и желтые лепестки тюльпанов.

— Ксавье разбил бутылку, — хлопнула дверью Одиль.

— Только одну, — оправдывался Ксавье.

— Пустяки, ужин все равно не готов, — утешил его Михал. — Съедим сыр и помидоры.

Мы отнесли тарелки в мастерскую.

— Сидим за столом, разглядываем дырки в сыре. Возможно, они нас тоже… — произнесла Одиль.

— Дырки в сыре едят или выплевывают? — спросила я.

— Эва… — вздохнул Михал.

— Что «Эва»? — вышел из себя Ксавье.

— Не знаю, вот как раз и хотел бы узнать, но не знаю.

— Шарлотта, погадай ему на таро, чтобы он успокоился. — Ксавье убрал со стола. — С сумасшедшим следует вести себя соответствующе. — Он протянул мне коробочку с картами.

— Я миллион раз говорила: это не гадание, а медитация.

— Мне тоже погадай, — попросила Одиль.

Ксавье присел на корточки рядом с кузиной:

— Ты слышала, что сказала Шарлотта? Это не детские карты, ты еще слишком мала для метафизики.

— Я уже взрослая.

— Ах так? — Ксавье поднял ее вместе со стулом. — Тогда пошли, пропустим по пивку. Мы вернемся через час! — крикнул он, захлопывая дверь.

Михал рассматривал карты.

— Я никогда не видел с такими картинками.

— Семнадцатый век, марсельское таро, копия средневековых рисунков. — Я отобрала у него карты и сложила обратно в коробку.

— Почему ты не хочешь гадать? — Он зажег от сигареты свечку.

— Погаси погребальную свечу. Для гадания нужно настроение. Но таро — не гадание. Хочешь узнать, что это такое? — Я разложила на столе карты. — Первая фигура — Фокусник. Приглядись к нему хорошенько, это ты. Тебе хочется забавы, игры. Ты ничем не рискуешь, спрашиваешь со смехом, что же будет дальше. Ловок, уверен в себе, свободен. В любой момент можешь поклониться и исчезнуть вместе со своим жонглерским хозяйством и заученными жестами — вот как этот, например, когда ты нервно покусываешь сигарету. Эта игра ничем не отличается от других — здесь тоже есть ставки, возможно, на чью-то жизнь. Твой вопрос раскроет книгу, лежащую на коленях второй фигуры таро, — Папессы. Книгу, где записаны все твои профессиональные улыбки, все слова, которыми ты жонглируешь. Достаточно откинуть вуаль с лица Папессы и посмотреть ей в глаза — она все знает, помнит будущее. Можешь называть ее душой или, если угодно, подсознанием. Играешь дальше?

Михал вытянул из-под моих пальцев третью карту и прочитал полустертую надпись: Императрица.

— Твоя женская половина, — я повернула к нему карту, — она не может управлять самостоятельно, рядом с ней Император. Властвует над мужским и женским началом, над миром физиологии. Теперь черед духовной власти. Пятая карта — Папа: он не стремится к царскому золоту, он жаждет покоя для твоей совести. Не требует, не приказывает, но учит различать добро и зло. Шестая карта — Влюбленные. Еще можно вернуться, еще не избран путь: добродетель или грех, победа или поражение. Влюбленный… Ты — влюбленный в самое себя жонглер. Веришь в свою неизменную удачу и играешь дальше. Ты оказался прав, Колесница (седьмая карта) — твоя. У кого ты выиграл? Кто в проигрыше? Появляется Справедливость (восьмая карта), которая рассудит победителя и побежденного. Еще можно избежать приговора одиночества. Отшельник (девятая) отыскал путь, неведомый Влюбленным. Однако Фокусник продолжает игру и бросает все на Колесо фортуны (десятая). Он не зря верил в свою звезду и Силу (одиннадцатая). Голыми руками побеждает льва и готов к следующему испытанию: вот он висит на дереве вниз головой. Повешенный (двенадцатая карта) уже не в состоянии защищаться, он видит мир вверх ногами и ждет, пока Смерть (тринадцатая) косой перережет веревку. Это последняя возможность повернуть назад. Теперь ты видишь — на кон поставлена жизнь. Посмотри, что следует за тринадцатой картой: пятнадцатая — Дьявол со своей адской свитой. Тебе бы хотелось вновь превратиться в рыцаря с Колесницы, бороться с Дьяволом и Ангелом (четырнадцатая). У тебя связаны руки, одна стопа свободна, ты можешь вырвать из петли вторую и бежать. Но предпочитаешь остаться и вопрошать: «Что после смерти»?