Владимир Пиштало - Никола Тесла. Портрет среди масок

Стяги полоскались на ветру.

Святые тряпочки полоскались на ветру.

Духовые оркестры расходились на перекрестках. Грузовики развозили букеты радостно машущих людей. Ноги отплясывали сами. Люди целовались с незнакомцами, смеялись сквозь слезы, качали друг друга, плясали на улицах. Люди сами замечали ритмы приливов и отливов, которые руководили ими. Все бросились на войну как на свадьбу. Теперь Нью-Йорк яростно праздновал венчание с миром. Нет больше ни артиллерии и слепоты, ни пищи, смердящей трупами. И парни вернутся. Вернутся с пустыми глазами, видевшими бездну. И папа вернется. Милый Боже, позволь ему вернуться, пусть только вернется! И мир станет свободным. И мир обновится.

Фиолетовые, красные и синие звезды отворили небеса. Барабанщики рекламировали, рекламировали и рекламировали трагическое чудо жизни…

Преобразившиеся люди всматривались слезящимися глазами друг в друга — в братьев и сестер — сквозь падающее конфетти, сквозь серебряные искры. Ах, тоска человеческая — вечная овца, которую не устают стричь! Величайшее волнение озарило лица. Трогательные глаза светились обещанием, которое никакой мир никогда не исполнит.

Юность Европы мертва.

— Это ужасно!

— Давай потанцуем!

Юбки и косы сократились на локоть. Грянула музыка расстроенных фортепиано и мажорных кларнетов. Молодежь прыгала, выбрасывая ноги в стороны. Жемчужины подскакивали на женских грудях. Люди заводили ручками граммофоны и автомобили. Мир с ума сходил по аэропланам. На экранах кинотеатров мужчины ускоренными движениями рвали друг на друге штаны и швырялись тортами. Даже белки в Сентрал-парке скакали рваными прыжками в стиле немого кино.

так пели поэты.

Миллионы после работы спешили домой, где нажимали на кнопку. И тогда загоралось зеленое пророческое око. Звучали голоса, сливающиеся в магии радиодрамы.

Лампы-медузы с висящими жемчужинами.

Девы с губами сердечком.

Лакированные ширмы ар-деко.

Лица на грани загадки, прикрытые полями шляп.

Мерцающие платья.

Хромированные радиаторы с пучеглазыми фарами и округлыми крыльями.

Глядящие в будущее фигурки на капотах.

— «Горящие поцелуи, горячие губы», — в полузабытьи повторяли певички с цветком магнолии за ухом.

Временно придавленные сурдинами трубы освободились, и звуки неожиданно достигли облаков. Трубачи дули, согнувшись, как яхтсмены. Золотые жерла рвали небо и вызывали дождь.

Искаженные города скользили по автомобильным зеркалам заднего вида.

Мир готовил джин бочками.

Навязчивая реклама повторяла:

— Трех вещей желают люди: Ниже цены! Ниже цены! Ниже цены!

— Ха-ха!

— Ха-ха-ха!

— Ха-ха! Ха-ха! Ха-ха!

Мир смеялся.

Вся музыка напоминала регтайм, за исключением той, которая его не напоминала. Лица девушек были похожи на те лица, которые знал Тесла, разве что эти смеялись каким-то шрапнельным смехом. С неоновой рекламой и радио мир походил на тот метрополис, который проектировали они с Уайтом.

Он был точно таким, каким его представлял себе Тесла.

Но только он был неузнаваем.

Подул холодный ветерок, и вещи сказали:

«Теперь мы не твои».

Когда это началось?

Может, еще до Великой войны, когда Джон Джейкоб Астор исчез в студеных водах вместе с инкрустированным «Титаником». В том же году Тесла стоял на отпевании Джей Пи Моргана.

Без этого колоссального врага мир не мог оставаться прежним. Как он вообще мог существовать без маленьких злобных глазок и угрожающе огромного носа?

На следующий год скончался Вестингауз, боец, который никогда не отдыхал. Вслед за ним ушел в мир иной друг природы, хрупкий и благородный Джон Мьюр.

Возможно, эти люди еще до смерти были для Теслы призрачными.

До войны он был необыкновенной, но реальной личностью.

Во время войны государство воспрепятствовало вынесению вердикта о приоритете изобретателя радио.

Одинокий пианист играл в огромном зале. Провожаемый буддистской улыбкой метрдотеля, он покинул блистательный отель, в котором провел двадцать лет. Каждая новая фаза жизни начиналась с изгнания из рая. Быстрые пальцы пробегали по клавиатуре, когда он в последний раз толкнул вращающиеся двери «Уолдорф-Астории», бормоча под нос:

— Мы вечные новички в этой жизни!

Он смотрел на вещи так, будто не мог понять, для чего они предназначены. Заглядывал в чужие окна, в чужие жизни с беззлобной улыбкой, которую начинающая старость превратила в зазорную. Он, как ночная бабочка, питался светом. Весь мир он воспринимал как освещенную витрину, холодно рассматривая ее со стороны. Самое странное было то, что осветил эту витрину он сам.

— Ха-ха!

— Ха-ха-ха!

— Ха-ха! Ха-ха! Ха-ха!

Мир смеялся.

«Нос и пробор», — подумал Тесла, когда впервые увидел его.

Хьюго Гернсбек любил носить «бабочки» в горошек. Гернсбек привел Теслу в свою электрическую лабораторию под надземкой на Фултон-стрит.

— Счастье, что у меня нет стеклодувной мастерской! — перекрикивал он бруклинский экспресс.

У Гернсбека было тесно. Едва хватало места шести мухам, исполнявшим под потолком свой многоугольный танец. В маленьком объеме стояло несколько шкафов, которые, если внимательно присмотреться к ним, превращались в радиоаппараты. Аппараты были настроены на разные станции.

— Боже, какой беспорядок! — невольно вырвалось у посетителя.

— Идеи всегда сумбурны. Безыдейность педантична, — равнодушно парировал Гернсбек.

— Боже мой, Боже, — продолжал шептать Тесла.

Только лампа с зеленым абажуром привносила мир в это хаотическое пространство.

— Представься. — Гернсбек толкнул локтем близорукого помощника.

— Энтони, мистер! — произнес помощник.

У виска торчала скрепка, которая поддерживала его очки. Энтони занимался любой работой: продавал электрооборудование, принимал статьи для журнала Гернсбека «Электрикал экспериментер», ругался с типографиями. Он был склонен к внезапным эскападам.

— Как вы думаете, кто я такой? — ни с того ни с сего бросался он на шефа.

— Вы необыкновенный человек, — успокаивал его Гернсбек.

Как мы уже выяснили, галантный герой этой правдивой истории, Никола Тесла, перешел в другое измерение. Одной ногой он ступал в легенду, другой — в забвение. Прежде он с глубочайшей скромностью претендовал на статус выше человеческого. Теперь он начал беззастенчиво хвастаться.