Руслан Белов - Встретимся через 500 лет!

– Зуб даю, – сказал бывший дипломат.

– Значит, под танк иду, сам того не зная?

– Да… Идешь.

– Понятно… Гранату-то подашь, если что?

– Подам.

– А есть?

– Куплю сегодня у Мейера.

– Ну, тогда изложи мне краткое содержание упомянутых серий, – взяв себя в руки, устроился Жеглов в кресле.

Маар изложил. На серию «Мегре» и него ушло 11 минут. На серию «Пуаро» – 9.

– Интересные шляпки носила буржуазия, – выслушав, помрачнел Жеглов. – Значит, я псих?

– Значит, – скривил Маар губы.

– Да, дела… Два видных опера в деревянных костюмах, а фактов на копейку. Так говоришь, после последней вашей встречи следователь по особо важным делам Пуаро поздним вечером тайно проследовал к мадмуазель Генриетте, всю ночь дома отсутствовал, а следующим вечером был обнаружен в своем номере, в своей постели, в своей пижаме, но чуточку не в себе, то есть мертвым?

– Да, мертвым. Без всяких признаков насильственной смерти. Профессор Перен после вскрытия сообщил мне, что смерть произошла в результате инфаркта миокарда, четвертого по счету за последние три года. И добавил, что покойный мог бы прожить еще лет десять, если бы берег себя, тем более, в санатории ему назначались самые прогрессивные медицинские средства и процедуры.

Жеглов молчал, вспоминая, как недавно профессор советовал ему беречь сердце: «Равнодушнее живите, равнодушнее, и проживете еще не один десяток лет».

– С чего вы хотите начать работу, господин милиционер? – спросил Маар, желая отвлечь Глеба от неприятных мыслей.

– Вы принимали участие в похоронах Пуаро? – спросил Жеглов, решив жить, сколько получится.

– Да. Конечно. Предваряя следующий вопрос, скажу, что гроб вынесли из морга заколоченным.

– Надо делать эксгумацию… Ночью, втихаря.

– Не надо. Сегодня профессор собирается вскрывать Наполеона Бонапарта…

– Ну и что? – Жеглов смотрел на Маара одобрительно.

– После вскрытия и до похорон тело императора будет находиться в морге.

– Вы знаете, как туда проникнуть?

– Да. От Пуаро у меня остались отмычки.

– Не надо мне чужих. Свои в мастерской изображу. Когда пойдем?

– Я думаю, надо сделать это сегодня ночью, завтра его похоронят.

Жеглов покивал. Потом посмотрел на Маара:

– А с кошмарами как? Я имею в виду, как насчет ежедневного электрофореза?

– Не знаю. Если я откажусь делать его сегодня, профессор нас заподозрит.

– Тогда придется немного потерпеть.

– Я не хочу терпеть.

– Не понял?

– Я не хочу терять то, что мне дорого – память о Мегре, память об Эркюле Пуаро. Не хочу.

– Мне тоже не хочется лезть под танк с гранатой, – свинцово посмотрел Жеглов. – Но надо.

– Надо, так надо. Если что, вы ведь повторите процедуру, профессор?

– Это с иголками-то под ногти?

– Да.

– Повторю. А чтоб она прошла успешно, прошу не описывать ее в ваших памятных ежевечерних записках.

– Хорошо, я ничего о ней не напишу. Пойдемте обедать? Рабле, наверное, уже нервничает, нас ожидая?

– Да, вот еще, что, гражданин Маар, – сказал Жеглов, поднявшись на ноги. – Нам предстоит с вами работать, и… Как бы вам это сказать…

– Вы хотите сказать, что вам будет легче работать с товарищем Шараповым, нежели чем с представителем загнивающей аристократии?

– Да, примерно это я хотел сказать, господин Маар.

– Хорошо. Вот тебе моя рука, Глеб.

Они пожали друг другу руки, затем обнялись, как перед последним боем и пошли поиграть перед ужином в настольный теннис.

Утром следующего дня Жеглов сделал 10 гимнастических упражнений по 20 раз каждое, хотя профессор Перен запретил ему такие физические нагрузки, затем позавтракал пельменями в обществе Шарапова, выглядевшего как овсяная кашка, составлявшая его утреннюю трапезу.

– Ты что такой? – спросил Жеглов друга, напиваясь чаем.

– Да как-то странно все помнить, что вчера было. Раньше просыпался, читал, что было давеча. Завтрак, обед, ужин, с профессором пара слов, с Лизой то-то и то-то. Все как-то просто было, как в стенограмме. А сегодня ночью почти не спал, потому что память стала как калейдоскоп, чуть тряхнешь – совсем другая картина.

– Ты что, на электрофорез вечером не ходил?!

– Не ходил…

– И за тобой не посылали?

– Нет.

– Значит, профессор узнал, что я тебя вылечил. От кого узнал? – Глеб готов был разозлиться.

– Да ничего он не узнал. Я перед завтраком ходил к нему, жаловался, что всю ночь кошмары мучили. «Пусть это станет вам уроком», сказал он желчно и вон отправил небрежным взмахом руки.

– Значит, с Лизой перетрудился. Что собираешься делать?

– Пойду, посплю… – подавил зевоту Шарапов.

– Я тоже, пожалуй, посплю… Ночью кошмары снились, наверное, от тебя подцепил.

– А что снилось? Людоед Бокасса?

– Да нет. Людоеды мне спать не мешают.

– А что тогда?

– Понимаешь, в два ночи я что-то проснулся, – или приснилось, что проснулся, – подошел к окну, чтобы на луну полупоглазить, такой от нее свет шел, мягкий, густой. И только я на ночное светило вылупился, как сверху, с третьего этажа, а может, крыши, что-то упало – шмяк об отмостку. Вниз посмотрел – женщина в ночной рубашке ничком лежит, чем-то на Аленку похожая. И кровь лениво так из-под нее по бетону растекается, а из расколовшейся черепушки мозги с извилинами кажутся, как живые. Естественно, я портки как дембель быстренько натянул и вниз, к ней, как был без фрака, то есть верхней одежды. И что ты думаешь? Минуты две, даже меньше, я к ней бегом бежал, но ее уже унесли, не сама же ушла…

– И что потом?

– Потом я к Жерфаньону пошел. Разбудил, привел минут через пять, а крови нет, как не было.

– Может, отмыли?

– Ну да. Отмыли и высушили за пять минут.

– А Жерфаньон что?

– Да ничего. «Вам, сударь, наверное, показалось», – зевнул во все хавало, и домой, как лунатика очнувшегося, повел.

– Спросить его об этом?

– Зачем?

– Может, тебе показалось или приснилось…

– Спроси, – посмотрел Глеб неопределенно.

– Ты что так смотришь?

– Она не из твоего окна, случаем, упала?

– Ты с ума сошел? Я же с Лизой был! Она в два как раз уходила.

– И вы, конечно, ничего не видели?

– Нет. Я бы тебе рассказал…

– Ну ладно, – допил Жеглов кофе. – Пойду-ка я баиньки.

Они расстались. Де Маар направился к Жерфаньону спросить о ночном инциденте. Тот недоуменно пожал плечами:

– Ничего такого не помню. Да и с утра все на месте – и пациенты и персонал.

Глеб пошел к себе, улегся в кровать. Заснуть не удалось. Решил почитать – надо же чего-то читать культурному человеку. Подойдя к книжному шкафу, раскрыл створки. Присел, стал рассматривать корешки книг на нижней полке. Ни одно название любопытства его не возбудило. А вот узкая планка, прикрывавшая цоколь шкафа, заинтересовала. У самого пола ее нижняя кромка несла едва заметные повреждения.